Они оба были робкими новичками в любви, поэтому подходили к этому серьезно. Людвиг встречал Шарлотту с широкой улыбкой, которая наполняла ее счастьем, но поцелуй они оставляли на момент прощания. До этого они ограничивались разговорами, но это уже было не так увлекательно. «Как только я встаю, чтобы пойти домой, он начинает нервничать, пожирая меня глазами. Но не решается сделать первый шаг. Я сама подхожу к нему. О! Я люблю его! Как же я люблю его!»
Внезапно Онезим засигналил, к великой радости Мукки, который обожал этот звук, казавшийся Шарлотте очень неприятным. Мальчик ухватился за спинку переднего сиденья.
— Что, лось выбежал? — спросил он, вглядываясь в засыпанную снегом дорогу, идущую вдоль озера.
— Нет! Просто хочу разбудить свою сестру. Она без конца вздыхает как влюбленная барышня.
Мари-Нутта и Лоранс расхохотались. Оскорбленная, Шарлотта выпрямилась.
— Вовсе я не спала! У меня болит голова, а вы устроили тут галдеж. А ты, Онезим, постыдился бы говорить такие вещи при детях.
— Не сердись, Лолотта, — попросил Мукки, поддразнивая ее.
— Еще раз так меня назовешь, и поедем обратно домой, — пригрозила она. — Твоей бабушке нужны нитки, ленты и голубая материя. Если я скажу ей, что ты вел себя плохо и что я не купила всего этого из-за тебя, ты будешь наказан.
Мукки наклонился вперед и чмокнул ее в щеку.
— Прости, — шепнул он ей на ухо.
— Маленькое чудовище, — со смехом ответила девушка.
Шарлотта была слишком счастлива, чтобы притворяться сердитой. Еще никогда она не ждала Рождества с таким волнением и восторгом. Черные моменты ее прошлого ушли в небытие.
Валь-Жальбер, воскресенье, 20 декабря 1942 года
За всю жизнь Лора никогда столько не шила. Она горько пожалела о том, что в свое время не купила швейную машинку, несмотря на настойчивые просьбы Мирей, утверждавшей, что любая уважающая себя хозяйка должна иметь в доме это чудесное приспособление.
— Вы покупаете готовую одежду даже детям, — говорила экономка, когда они заводили разговор на эту тему.
— Было бы глупо с моей стороны не пользоваться моим состоянием! Я и так много шила в детстве. Мне постоянно приходилось штопать простыни своим братьям…
Сейчас же, когда она угодила в ловушку своей честолюбивой затеи с живыми яслями, ее пальцы то и дело немели и ей приходилось откладывать иголку в сторону и разминать их. Каждый вносил свою лепту в подготовку к празднику, но лишь одна Мадлен была достаточно умелой, чтобы помогать ей шить костюмы для представления.
— Я бы с удовольствием помогла вам, — сетовала экономка, видя, как ее хозяйка сидит, склонившись над шитьем в то время, когда обычно отдыхала после обеда. — Но мне совершенно некогда с этой готовкой и уборкой.
— Ничего страшного, Мирей, я успею закончить в срок.
Шарлотта и Эрмина отправились благоустраивать ангар завода, опять-таки с помощью Онезима и его незаменимого грузовика, приспособленного для передвижения по снегу. Они взяли с собой различные принадлежности: старые шторы темно-синего цвета, которые закроют кирпичные стены и железную крышу, а также большое количество соломы, чтобы застелить пол.
Жослин решил организовать репетицию. Все юные актеры должны были собраться в своих костюмах в бывшей детской, которая теперь стала комнатой Луи. Мадлен поднялась наверх, чтобы помочь детям облачиться в наряды, потому что некоторые их детали были лишь наметаны и с ними следовало обращаться осторожно.
— Наверху все забавляются, — проворчала Лора, прислушиваясь.
С верхнего этажа доносились смех и крики. Раздраженная сложной работой, которую сейчас выполняла, хозяйка дома вздохнула, подняла голову и сняла очки. И только тогда она заметила Киону, стоявшую возле ее кресла.
— А, ты здесь! — удивленно воскликнула она, почувствовав себя неловко.
Девочка старалась ее избегать, что вполне устраивало Лору.
— Почему ты не вместе с другими?
Киона не ответила, но в ее янтарных глазах загорелся веселый огонек.
— Ах да, я поняла! — продолжила Лора. — Я еще не закончила твой костюм ангела! А ведь я начала его еще вчера утром. Мне недоставало лент и голубой материи. Понимаешь, я хочу, чтобы костюм получился красивым. Твой отец вложил столько труда, чтобы сделать крылья!
Это было еще мягко сказано. Жослин, не отличавшийся особым мастерством, умудрился соорудить довольно красивые крылья, изогнув железную проволоку и обклеив ее упаковочной бумагой. За неимением перьев он посоветовал Лоре натянуть на этот каркас какую-нибудь блестящую ткань.
— Я тороплюсь, как могу, — добавила она, взглянув на неподвижно застывшую девочку.
В спешке она уколола себе палец. Выступила капелька крови и испачкала прозрачную ткань цвета лазури.
— Черт! — вполголоса выругалась Лора. По ее щекам потекли крупные слезы.
— Не плачь, — попросила Киона. — Тебе больно?
— Немного, но дело не в этом. Я изо всех сил стараюсь над твоим костюмом, иначе твой отец решит, что я нарочно его испортила. С этой тканью очень трудно работать, поверь мне, она выскальзывает у меня из рук. А теперь я еще ее и испачкала!
— Не волнуйся, заметно не будет, — заверила ее девочка. — Смотри, это как раз в том месте, где крылья крепятся к моей спине. Знаешь, Лора, я бы с удовольствием переоделась в пастуха. Тебе было бы намного легче.
— О да! — согласилась та. — И намного практичнее. Я решила, что будет двое пастухов — Лоранс и ты, поскольку это позволяло укрыть вас под широкими плащами из фетра. Ты же замерзнешь в своем костюме! Жосс не подумал об этой детали. А ведь он знал, что я буду вынуждена организовать представление на улице или в каком-нибудь неотапливаемом помещении. Но мы с Эрминой нашли решение. Ты наденешь под платье тонкий шерстяной жилет.
Она говорила быстро, убедительным тоном, в то время как по ее лицу продолжали струиться слезы. Киона вынула свой носовой платок, ситцевый, с кружевами, и осторожно промокнула лицо Лоры.
— Не расстраивайся, — прошептала девочка. — Это будет очень красиво: рождественская ночь, ясли, песни… Ты забыла про младенца Иисуса в пеленках. Лоранс даст тебе свою куклу. Мадлен завернет ее в белую шаль.
— Бог мой, ты права, о чем я только думала!
С этими словами Лора взглянула на Киону, чего обычно никогда не делала. Она с удивлением увидела ее мягкие черты, напомнившие ей лицо Эрмины, красиво очерченные губы, тонкий нос, медовый цвет лица и большие таинственные глаза с золотистым отблеском. Короткие светлые кудряшки теплого оттенка придавали ей облик ангела, но этот ангел совершенно не походил на тех, что обычно рисовали на картинах. Он был не розовым и пухлым, а светящимся и очень серьезным. Впервые Лора вдруг до конца осознала родственные узы, связывавшие Киону с Эрминой и, возможно, с Луи. «Как я могла ее ненавидеть, проклинать, желать, чтобы она исчезла навсегда?» — ужаснулась женщина.
