А потом был новый страх, сравнимый разве что со страхом за Антона, когда он был на фронте. Страх потерять, выронить сокровище, которое она носила в себе, висел над ней все эти месяцы, как Дамоклов меч. Страх, превращавшийся в ужас от каждой боли внизу живота. И хотя Антон оградил ее от любой работы, боль приходила часто.
А когда срок подошел, страх достиг своего крещендо. Нет, она боялась не физических мук, а того, что теперь, когда счастье было так близко, судьба посмеется над ней и разрушит все как карточный домик. Так уже бывало с ней.
Но уже в родильном блоке, лежа и чувствуя, как боль волнами распространяется по телу от живота, она вдруг поняла, что страх прошел. И испытывая схватки, Настя вдруг расслабилась, зная – все будет хорошо.
Через два часа девочка появилась на свет. Они уже давно договорились назвать и крестить ее Анной.
Она родилась всего на день позже Принцессы. Так все врачи между собой называли маленькую крикливую дочь правителя. Хотя сам Богданов, судя по кислому лицу, был не совсем доволен. Ждал сына, наследника, и еще не смирился. Похоже, он не отстанет от Маши, даже если ей придется сначала родить ему пять дочерей. Последний отголосок страха вспыхнул, когда медсестра поднесла ей ребенка, чтобы она приложила его к груди. Но нет. Все на месте, рук и ног не больше, чем надо, и лицо человеческое. И глаза самые прекрасные на свете.
«Посмотри, совсем как у тебя», – скажет Анастасия мужу, когда ему разрешат навестить ее.
Они действительно были такие же синие.
Они обнимутся – все втроем – и будут сидеть, не произнося ни слова.
Может, и существовали те миры, про которые говорил Данилов: бесконечно много ветвей реальности, в которых события этих дней могли сложиться по-разному. Но они были здесь, и не было мира, прекраснее этого.
Эпилог. Река времени
Про черный день, когда моя любовь,
Как я теперь, узнает жизни бремя,
Когда с годами оскудеет кровь
И гладкое чело изрежет время,
Когда к обрыву ночи подойдет,
Пройдя полкруга, новое светило
И потеряет краски небосвод,
В котором солнце только что царило, —
Про черный день оружье я припас,
Чтоб воевать со смертью и забвеньем,
Чтобы любимый образ не угас,
А был примером дальним поколеньям.
Оружье это – черная строка.
В ней все цвета переживут века.
Уильям Шекспир, Сонет 63 (перевод С. Маршака)
Говорят, у всех сказок с хорошим концом плохой конец, если рассказать их дальше. Но это не совсем верно.
Если верить царю Соломону, все плохое так же проходит, как все хорошее. И остается только ничто, которое не измеряется в таких человеческих категориях, как зло и благо, подумал Александр.
Оглядываясь на прошедшее, Данилов думал, как же прекрасно, когда все дни одинаковы. Тогда нет боли от воспоминаний о моментах, которые остались позади и больше не повторятся. Каждый день ты встаешь, умываешься, бреешься, колешь дрова, таскаешь воду из колодца, топишь печь – впрочем, печь почти всегда топила жена – готовишь еду, моешь посуду, зимой чистишь снег, а летом пропалываешь грядки… Заканчивается каждый день тем же, чем начинался, но в обратном порядке.
Сами по себе эти занятия могли показаться однообразными. Но вместе они составляли вечный круговорот, который давал ощущение сопричастности жизни.
И он знал, что и через десять лет так же будет долго не закипать чайник, так же шуршать в подполе мышь и шуметь на ветру кровельное железо во время бури. И как удары часов, отмеряющих ход времени, будут приходить дни рождения, Новый год, а заодно специфические сезонные работы: внесение удобрений, заготовка топлива, чистка выгребных ям. А еще похороны тех, кого он знал.
Утром Александр опять засиделся на чердаке со своей пишущей машинкой, заменивший ему последний сломавшийся компьютер и забыл подбросить уголь в печь.
Осень в этом году пришла рано, а стены их дома были далеки от герметичности, поэтому прохлада уже чувствовалась, если не сказать «холод».
– Ну, ты и болван, – Алиса стояла в дверях, на ходу запахивая халат. – Не видишь, что огонь погас?
– Прости, – от досады Александр хлопнул себя по голове. Он писал про Французскую революцию и шуанов. – Сейчас растоплю.
По ночам он не только писал свой труд, но и читал. Из поездок Данилов привез большую библиотеку. Он давно понял, что, как ни береги оргтехнику, когда-то сломается последняя «персоналка» (ноутбуки и мелкие гаджеты вышли из строя еще раньше), и тогда от электронных книг не будет проку.
Он знал, что когда этот день пришел и сервер Заринска прекратил свою работу, накопители данных были запечатаны, запаяны в металлические контейнеры и сложены в подвале заринского архива. Может, новый технологический рывок произойдет раньше, чем они придут в негодность. Все может быть…
В последнее время его больше всего занимали труды по космологии. В небесной гармонии он видел квинтэссенцию бытия. Квазары и пульсары, спиральные галактики и шаровые скопления, экзопланеты и планеты-сироты, коричневые карлики и звезды главной последовательности. Все это завораживало его гораздо сильнее, чем жизнь социумов и их мышиная возня. Если бы начать жизнь сначала, Александр стал бы заниматься этим, а не суетными делами мира людей. Стал бы астрономом.
– Теперь уже сначала вычисти ее, – сурово произнесла Алиса.
Старая, как и сам довоенный дом, печь занимала почти половину маленькой кухни.
Александр вычистил ее, разжег от старой книги (кажется, это был Марсель Пруст), а потом, когда занялись и разгорелись поленья, высыпал первое ведро останков доисторических деревьев. Город стоял прямо на месторождении каменного угля, а значит, когда-то тут шумели невиданные леса, ровесники динозавров. И все для того, чтобы он, ничтожный червь, мог топить, как Гитлер, свою печь телами жертв давнего астероидного геноцида.
Когда-то Александр смеялся, увидев в анкете на получение британской визы графу для заполнения, над которой значилось «Tribe» – племя. Составители явно не делали разницы между русскими и зулусами. Данилов не знал, из древлян, полян или кривичей были его далекие предки, поэтому тогда, в прошлой жизни, в консульстве чужой страны оставил это поле в анкете пустым.
А теперь у него действительно было свое племя. И пусть он не был вождем, но пользовался некоторым уважением за ум и знания… хоть Алиса и считала это незаслуженным.
* * *
Это было через две недели после их первой встречи, на скамейке в укрытой опавшей листвой аллее на окраине Заринска. Примыкавшие к ней улицы по плану должны были заселить только через год.
Ветра не было, и, возможно, это был один из последних погожих дней.
– А тебе любовь нужна постоянно или только в определенные моменты? – неожиданно спросила его Алиса.
