Может, они в Подгорном действительно перекрутили гаечки? Но иначе было нельзя. Иначе было не выжить. Этот страшный и бессмысленный бунт – признак благополучия. Значит, люди уже расслабились и им захотелось других благ, а не только возможности встретить новый день живыми. Вот только рано расслабились. А если никто не приедет из поездки на Урал? Или приедут с пустыми руками?
«Если бы у нас было из чего печь пряники, обошлись бы без кнута».
– Тогда я завалю ее! – закричал Гематоген, надрывая горло. – Шлепну суку прямо здесь!
Живой щит из Насти для этого верзилы был неважный. Ее тело не закрывало и двух третей его корпуса. Богданов успокаивал себя тем, что, когда такие ситуации с преступником-одиночкой случались в работе прежних спецподразделений, провалы были редки.
Гермогененко был длинноруким и мосластым алкоголиком, баловался «дурью», по молодости перенес черепно-мозговую травму – прилетело в пьяной драке. Из армии вылетел через месяц – получил срок за избиение сослуживца. У такого не может быть хорошей реакции. Уж во всяком случае, она хуже, чем у низкорослого сухопарого мужика по фамилии Иванов, рефлексы которого были проверены в боевых условиях, когда этот Гематоген еще на партах рисовал орган. Снайпер с СВД точно будет иметь фору в несколько миллисекунд. Сегодня он отправил на тот свет уже с десяток налетчиков, методично, словно забивая гвозди. Зарубки не делал, считал глупостью. В мирное время он работал плотником, делая в том числе гробы.
– Застрелю падлу! – уже не так уверенно повторил бандит хриплым голосом. Его палец дрожал около спускового крючка.
Анастасия по-прежнему стояла, то ли оглушенная ударом, то ли твердо уверенная, что ее спасут.
Отвлекая Гематогена неожиданным поворотом разговора, Богданов жалел, что не может следить за сокращениями мышцы указательного пальца на татуированной руке. Для этого было слишком темно.
– А мне-то что? – произнес, глядя предателю прямо в глаза, главный сурвайвер.
Он подал стрелку на соседней крыше условленный знак «внимание».
– Как это что? – опешил бандит. – Ты не понял, я ей мозг щас вынесу.
– Да выноси. Мне самому уже сегодня кто только не выносил.
Его слова обескуражили налетчика, и палец заметно отодвинулся от спускового крючка. Не теряя ни секунды, Богданов чуть наклонил голову, подав этим сигнал «огонь!».
В тишине винтовочный выстрел с другой стороны улицы прозвучал шумно.
Его услышали все, кроме самого Гематогена – отдел головного мозга, который отвечал за восприятие аудиосигналов, разнесло в клочья до того, как тот успел обработать пакет данных от слуховых нервов внутреннего уха. Входное отверстие появилось точно в середине лба, выходного не было. Не было и фонтана крови с осколками кости, только фарш внутри продырявленной черепной коробки. Когда маслина входит в тело, она слегка обжигает края раны.
«А ведь еще недавно мы делили с ними свой хлеб. И откуда только такая мразь берется?» – подумал Владимир, глядя, как бандит оседает на землю, увлекая Настю за собой. Еще до того, как они вместе упали, загремели выстрелы, и оба подельника, сидевшие в здании и думавшие, что спрятались за предметами мебели, получили по заслугам.
К Насте кинулись, чтобы достать ее из-под тяжелого трупа, но она уже освободилась сама.
– Можешь не благодарить, – сказал Владимир, подавая ей плащ. – Твой Антон тоже сегодня хорошо поработал.
Всего десять минут назад Караваев отрапортовал по рации. ТЭЦ была спасена. Бандиты не успели нанести системам жизнеобеспечения большой ущерб, только порезали провода и продырявили несколько труб. Все это устранялось за сутки.
В глазах девушки мелькнуло странное выражение. Свет фонаря падал ей в лицо, и она, похоже, сначала была уверена, что перед ней ее благоверный. Но такое бывает только в кино…
Когда Анастасию в сопровождении одного из раненых бойцов отправили по безопасному коридору к другим эвакуированным, Масленников присвистнул.
– Ну, ты прям Вильгельм Телль. А если бы он выстрелил?
– Не выстрелил бы. Этот недоносок, – Владимир кивнул на труп Гематогена, – был не псих, а трусливая тряпка. Такие обычно пальчик прищемить боятся. От страха в ступор впадают. А обижают только женщин или тех, кто вдвое меньше. Если бы я еще немного надавил, он бы мог отпустить ее и так. Но у нас мало времени. И так сколько потеряли.
У меня в папке психологический портрет на каждого жителя города. Вот если бы ее держал на мушке этот сокол горный, Асланбек Гасанов, я бы еще подумал. Очень уж любил рисоваться, это называется демонстративный тип личности. Как у Адольфа Алоизовича. Такой от стрессовой ситуации может с катушек слететь и буром попрет. А этот… – Богданов сплюнул.
– Надеюсь, у меня в карточке, как у Штирлица, написано, что я беспощаден к врагам? – пробасил Колесников.
– Нет. Написано, что иногда проявляешь недопустимую гуманность и очень любишь детей. Пошли, время не ждет.
* * *
Телефонная связь в городе была восстановлена быстрее всего, и он был первым, кто ей воспользовался. Просто не хотелось верить, хотелось списать услышанное на помехи и искажения от пресловутых ионосферных бурь.
– Как она? – спросил он, мысленно умоляя собеседника на том конце провода ответить побыстрее. – Жива?
– Я же тебе уже сказал. Да, но…
В этом «но» всегда кроется подвох…
– В себя не приходит, – Масленников, находившийся в поликлинике, должно быть сочувственно отвел взгляд. – Они ее хорошо отделали. Со мной есть один парень, он учился на медбрата. Говорит, перелом черепа. Все, что могли, мы сделали, перевязали, за нашим нейрохирургом уже послали, сейчас везем. Я даже не знаю, что тебе сказать… Вован, не отчаивайся. Ты же знаешь, какой он специалист. Не падай духом. Гниды, чтоб их всех…
Лицо Богданова окаменело. Он положил трубку.
В себя не приходит… Это было очень похоже на приговор. Даже раньше в огромных медицинских центрах людей, впавших в кому после тяжелых травм головы, зачастую не спасали. Они и их близкие получали только бесполезную отсрочку.
А в Подгорном был почти каменный век. И каким бы их доктор ни был светилом, у них не имелось и половины необходимого оборудования. И не было условий, чтоб его подключить, даже если бы оно было.
Кто-то стал бы плакать, кто-то рычать от злости, а Владимир просто сел и подпер голову руками.
– Долго же я добирался…
Рация, которую он носил, настойчиво что-то хотела сказать ему. Механически он поднес устройство к уху.
– Прости, командир. Я упустил их. – Голос Антона звучал виновато, и это разозлило Богданова. Тот, наверно, еще не знал, что с ним случилась беда пострашнее.
– Кого, черт возьми? Кого ты упустил?!
– Тварей этих. Вылезли неожиданно у самой стены и рванули. Двоих только сняли. Человек тридцать, похоже, непростые. Кажись, тачки у них там были запрятаны. Не догнали.
