Бурый тогда вступился за него, хотя вечно нянькаться и не собирался. Но на следующий день случилось непредвиденное – наехавший на Солому зэк умер от черепно-мозговой травмы, оступившись на обледенелом бетоне. Без свидетелей, на промзоне. Обидчик отправился к родным со свидетельством о смерти вместо справки об освобождении, но у убитого остались кореша, которые землю рыли, чтоб найти и наказать. Да и оперчасть не дремала, они на такие случаи всегда обращали внимание. Но именно после этого Бурый приблизил к себе рискового новичка, начал обучать уголовным премудростям и заположнякам. На «красной» зоне радеющим за дело отрицалова надо было держаться вместе. А зоны теперь по стране были в основном «красные». Диктатура закона и стабильность как-никак. Честным ворам совсем жизни не стало от бандитов в погонах, часто говорил ему Бурый.
Много позже благодаря своему строению тела узкоплечий, как хорек, воришка сильно помогал им добывать еду среди развалин Барнаула. Пару раз он спасал главарю жизнь. Сам Бурый, который раньше над словами о мужской дружбе всегда смеялся, чувствовал к нему что-то отеческое.
А теперь главарь видел, как от угрястой ряшки его протеже отхлынула кровь, а руки начали дергаться. Вожаку и самому было неуютно. Он почувствовал неприятный холодок, пробежавший по позвоночному столбу, ком в горле и пресловутое посасывание под ложечкой – синдром наставленного автомата.
– Шлепнем их здесь, Пиночет? – спросил «десантника» усач в казачьей форме.
– Нельзя. Ты же помнишь приказ главного? Эти, кажись, годятся. Вон какие рожи злобные, – фонари сошлись на жилистых фигурах. – А ну встаньте, гаврики.
Бандиты с опаской поднялись, без напоминания держа руки на виду.
– Что набрали? – деловито осведомился казак.
– Да чем бог послал, – Бурый держался хорошо, но легкая бледность его выдавала. – Хавчик в основном просроченный, но брюхо набить можно. Проносит, правда, сразу не по-детски.
– Еда? Это хорошо, – похвалил «Пиночет». – А я думал золото, серебро и баксы.
– Кому они нужны, блин, – возразил Бурый. – Все зло в мире от них.
– Тоже верно, – не стал спорить новый знакомый. – Но еще больше от их отсутствия. Меня кстати Андреем зовут. Пиночет – это для друзей. А это Семен. Он потомственный казак в первом поколении. Ладно, чего стоять под дождем? Давайте до хаты, – человек еще раз оценивающе окинул взглядом Бурого. – А ты крутой чувак. Нам нужны такие ребята. Старайся и будешь десятником. У нас для таких, как ты, дорога открыта. Все, пошли!
Пленники понуро побрели, сопровождаемые автоматчиками. Бурого не обмануло показное добродушие в голосе командира захватившего их отряда. Он не удивился, когда «домом» оказалось большое прямоугольное строение из растрескавшихся бетонных блоков – судя по запаху, раньше тут был коровник, а теперь что-то вроде барака для крепостных.
– Кто тут старший? – сразу спросил Бурый, входя в освещенное тремя лампочками огромное помещение. Теперь вместо коров тут содержались люди, хмурые и изнуренные, в старом камуфляже, сшитом, похоже, еще тогда, когда Бурый мотал первый срок по малолетке. Нет, не заключенные. Скорее, насильно мобилизованные. Даже автоматы им еще не дали. А тут находился типа карантинный блок.
По пути сюда Бурый видел, как рабочие в синих комбинезонах, суетясь, как муравьи, грузят в КАМАЗы большие деревянные ящики и цинки. Оружие и патроны перевозятся отдельно… Разумные предосторожности.
– Кто, блин, старший? – повторил он.
Ответом была только тишина, со всех сторон на новеньких смотрели с опаской, и вожак разбитой шайки расслабился.
Он успел получше рассмотреть соседей. Большинство из них выглядели гораздо хуже, чем его братва. Худые, в коросте, с колтунами в волосах и с каким-то затравленным взглядом. Бурый вспомнил бродячих псов – не теперешних, а довоенных. Такой взгляд бывает у того, кто ждет, что в любой момент ему отвесят пинка и в то же время очень хочет жрать. Нет, они все же могли быть опасны. Надо было сразу показать им их место.
– Никто? Ну, значит, буду я, – громко сказал он и повернулся к сидящему на ближайшей шконке мужику, по виду колхознику. – Рассказывай, брателло, чего тут деется.
Посидеть без дела получилось недолго. Вскоре за ним пришли еще двое ряженых «казаков», заставили подняться и, встав по обе стороны от него, повели к железной входной двери. Уходя с молчаливым конвоем, Бурый весело насвистывал любимый шансон.
Опасения его уцелевших товарищей – если они за него действительно переживали – были напрасны. Через три часа их вожак пришел цветущим. И не в своих обносках, а в новенькой с иголочки демисезонной форме охранника.
На спине камуфляжной куртки чернели буквы «Легион», рядом виднелся след от споротой аббревиатуры «ЧОП». По одному комплекту Бурый, теперь уже десятник, принес и каждому из своих товарищей. Под вопросительными взглядами остальных они оделись, поднялись с нар и встали рядом с ним.
– А вы давайте тоже стройтесь у стенки, мужики, – новоиспеченный десятник решил устроить смотр. – Эй, вы двое, вас это тоже касается! И тебя, а ну поднялся быстро!
Кряхтя, доходяги начали подниматься с нар и строиться. Бурый не спеша прошелся вдоль шеренги, своим наметанным глазом по неуловимым деталям определяя в бараке подходящих людей, нормальных стоящих пацанов.
Каждый, на кого он указывал, делал шаг вперед. Потом по одному подходили к нему, рассказывали свои послужные списки. Десятник кивал покровительственно, некоторым пожимал руки. Многие оказались с криминальным прошлым – теми, для кого это было такой же работой, как для фраеров завод или контора. Рыбак рыбака видит издалека. На блатарей он особенно полагался.
Все эти тридцать выдвиженцев станут его помощниками, вместе им будет проще организовать остальную массу в более-менее управляемый отряд. Знание людей, которое дает лагерный опыт, помогли Бурому вместе с его «лейтенантами» обуздать оставшихся без рукоприкладства. Кого-то он похвалил и приблизил, кого-то морально опустил, и вот уже две сотни мобилизованных или уважали его, или боялись больше, чем неведомого врага, против которого предстояло идти.
Самому Бурому после разговора с Пиночетом этот враг стал известен. И это придавало ему силы. Он рассказал командирам южан все, что знал про Подгорный, его жителей, их оружие и тактику. Он очень старался быть полезен. У него были свои мотивы желать алтайцам победы.
«Вы у меня кровью умоетесь, падлы. Ух, умоетесь…»
Слово «десятник» было неточным. Подчиненных у него теперь стало не десять и даже не сто. Половина из них были такие же, как он, пойманные в массовых облавах бродяги. Остальные – проштрафившиеся крестьяне из Заринска и окрестностей, которым казнь через повешенье на колючей проволоке заменили возможностью показать себя в бою. Настоящие кадровые бойцы должны были идти во втором эшелоне, а эти, составлявшие армию первого удара, конечно, предназначались на убой. Но Бурый понимал, что если он выжмет из них все, что можно, у него будет шанс не только отомстить, но и вернуть себе утраченное влияние.
