Может, не надо справедливости? Может, надо жить как червь под гнилой доской и бояться, что своими действиями сделаешь только хуже? Но это не жизнь.
Богданов выслал их прочь, и они разошлись по своим отделениям. Недавно прорытые подземные тоннели соединяли корпуса превращенного в цитадель завода. Там, в бывших заводских цехах, сидя и полулежа на полу, подальше от окон, хоть и перекрытых наполовину мешками с песком, бойцы и расположились. С минуты на минуту они ждали нового наката.
Те всегда начинались с танкового обстрела, который алтайцы вели с безопасного расстояния, не рискуя подставляться под снаряды из «Корнетов». Иногда все же подставлялись, и тогда танки горели. Обороняющиеся оставляли заводские цеха один за другим по мере их превращения в руины.
«Где наша бронетехника? – недоумевал Данилов. – Куда делась? Неужели вся сгорела?»
Враг превосходил их количественно. Да и качественно тоже. И никакой боевой дух и правое дело, сколько бы ни говорил Толстой, против этой реальности не помогали.
Если бы было иначе, они бы гнали этих гадов до самого их Заринска. А так все, что они могли сделать – это продать свои жизни подороже. Наверно, они проиграли, когда превратились из неуловимых партизан в солдат, обороняющих плацдарм. А солдатами они не были. Иначе бы не было суицидальной истерики, как у Аракина, или его собственных самокопаний, когда думаешь о том, что люди на чужой стороне ни в чем не виноваты, что их насильно пригнали сюда, дали в руки оружие и сказали: вот ваши враги. Солдат не должен так думать. Так может думать только какой-нибудь гнилой пацифист.
Его позиция выходила на восточный край заводской территории. Через прицел винтовки СВД Александр смотрел на ближайшие к заводу переулки. С этой стороны, как и с любой другой, кроме той, которая выходила к югу, можно было ожидать нападения.
Им тоже хотелось жить, и они никогда не шли в самоубийственные атаки на пулеметы. Надо было отдать должное этому Бесфамильному – этот командир берег своих людей. Неподготовленных атак не было.
«К утру вы все будете трупами, выродки, – пообещал им вражеский военачальник в прошлый понедельник. – Это вам не колхозников резать. Ройте себе могилы. Это я вам как офицер говорю».
И все. Ни мата, ни изощренных угроз.
Прошла неделя, а они еще были живы. Город был хорошо подготовлен к обороне. Подземные катакомбы им тоже здорово помогли. Но рано или поздно превосходство по всем статьям и грамотная тактика должны были принести алтайцам успех.
Данилов думал о том, сколько им осталось, когда сигнал, которого они ждали, нарушил тишину.
– Внимание всем! – внезапно услышали они голос Богданова из забранного железной решеткой радиоприемника над дверью помещения. Удивительно, но внутренний радиоузел завода еще работал.
А дальше их командир сказал такое, что они сначала не поверили, но его приказ выполнили в точности.
Ровно через десять минут им, вжавшимся в грязный бетонный пол, тяжело ударил по ушам близкий взрыв, сопровождавшийся звоном бьющегося стекла… где-то оно еще осталось. Здание содрогнулось. Страшный гул снаружи напоминал рев разъяренного дракона.
– Что это было, машу вать?… – от шока перепутал слоги колхозник Тимофей.
Не сразу, но Данилов понял, что ни «чемодан» – осколочно-фугасный снаряд, которыми их осыпали и танки, и артиллерия Беса, ни ракеты систем залпового огня взрыва такой силы произвести не могли.
И уж точно не было бы такой ослепляющей вспышки. Хорошо еще, что им велено было зажмуриться. Страшное дежа вю заставило людей, переживших ядерные удары, дрожать.
Приподнявшись на полу, сквозь падающую с потолка пыль они видели в узких окнах зарево над центром города. Это и был сигнал. Но не к выбрасыванию белого флага.
С шипением и треском проснулся радиоприемник.
– Командирам отделений, приготовиться к атаке! – в голосе Богданова звенели сталь и титан. – Быстро двигаемся к центру. Поражаем все цели по пути.
– Эх, надеюсь, нам найдется место в эпосе, который напишут о деяниях святого князя Владимира, – выразил общую мысль Фомин, пока они расхватывали автоматы.
И вот они вышли из бетонных корпусов завода, на ходу разворачиваясь в знакомые им боевые порядки, в пахнущее гарью, пеплом и сгоревшей плотью утро. Оно было холодное и по-осеннему промозглое. Над выжженным пепелищем города, принесшего себя в жертву, сгустился туман.
Шок. По-другому не назвать то, что они почувствовали. Взрыв, который все без рассуждений посчитали ядерным – он и вправду был на него похож – сравнял с землей половину Подгорного.
В центре города ни одно здание больше не заслоняло обзор. Там, в радиусе примерно трехсот метров от места закладки фугаса сгорело все живое и неживое, все кроме камня и бетона.
От поверхности поднимался пар и дым. Повсюду горели огни пожаров и пожарчиков.
В северной части города, куда они вступали – в частном секторе – взрывная волна била стекла, рвала барабанные перепонки, сбивала с ног. Этого было недостаточно, чтоб убить, но достаточно, чтобы вывести из строя на десять-пятнадцать минут. Но именно этих минут хватило.
Практически в молчании, обмениваясь лишь редкими знаками, бойцы с завода – тридцать отделений – бегом в полный рост пролетали двор за двором, улицу за улицей и крошили в капусту все живое, только успевая менять магазины. Копеечные рации с крохотным радиусом действия по-прежнему были при них, обеспечивая постоянный радиообмен, который, впрочем, был очень скупым.
Своих тут не было. Свои знали о том, что придет огонь. На улицах в тот момент находились только сибагропромовцы, которые могли ожидать огня снайперов, но не ожидали взрыва боеприпаса такой мощности у них под боком.
Чуть южнее, на расстоянии километра от вероятного эпицентра, разрушения были еще значительнее. Здесь осталось целым только здание школы. Одноэтажные дома стояли без крыш, некоторые развалились. Даже находившиеся в с виду не пострадавших домах враги получили серьезные баротравмы и вышли из строя надолго. Но и раненые не могли надеяться на пощаду.
Ополченцы догадывались, что сейчас происходит в северном лагере алтайцев, где было не меньше тысячи человек. Его огни они видели из окон завода. Там был ужас и трепет, там вчерашние победители еще не осознали, что происходит… Но скоро они придут в себя, а у них там танки.
Попадались и враги, оставшиеся на ногах. Обожженные, с лицами, покрытыми запекшейся кровью, они не пытались оказать сопротивления и часто не понимали, что происходит. Их тоже убивали на месте. Даже если – контуженные и дезориентированные – они стреляли по ополченцам, то почти всегда мимо.
Только возле больницы они столкнулись с большой группой врагов, сохранивших оружие и пробиравшихся неведомо куда… наверно, те и сами не знали. Завязалась перестрелка, но быстро закончилась. Все бойцы противника были мертвы.
Дойдя от завода до школы, ополченцы потеряли всего человек тридцать, убив… Александр даже отдаленно не представлял, сколько. Он делал все как машина, как робот, не задумываясь над смыслом. И так же делали остальные.
