Не понимая, что происходит, я в растерянности разжал пальцы, которыми сжимал запястье Марвина. И индикатор на перстне тотчас же погас.
В полнейшем недоумении я поднял взгляд на Марвина.
Черт возьми! Контактный уин-перстень сработал на уины, кишащие в крови Марвина! Сколько же их у него в организме!.. Если верна теория Ворного, то сознание и разум Гены должны сейчас выкидывать коленца похлеще, чем девчонки из «Мулен Ружа». Полтора стакана пива, что он выпил при мне, было маловато для того, чтобы сбить накат.
Выходит, все, что он нес, было полным бредом?
Да, но откуда он знает Ворного?..
Пока я охотился за странными мыслями, что роились у меня в голове, лицо Гены Марвина претерпевало изменения. Черты его стали вдруг жестче, подбородок заострился, нос вытянулся. На лбу пролегли две глубокие морщины. Взгляд будто старался просверлить дырку у меня в переносице.
– Ну так что, чувачок, чего делать-то будем?
В интонациях голоса Марвина прозвучало что-то, чему трудно было найти точное определение, но что мне резко не понравилось. Я понял, что момент, когда можно было просто встать и уйти, безнадежно упущен.
Совершенно неожиданно Марвин улыбнулся и сделал легкий жест рукой, как будто отгоняя так и норовящую залететь в нос пушинку.
– Нет, ты меня неверно понял.
Я молча пожал плечами.
Собственно, я вообще ничего не понимал.
– Помнишь, что говорил майор Ворный о воздействии информационного поля на спору башни? Нужен первоначальный импульс для того, чтобы спора активировалась и начала развиваться. А за тобой, чувачок, тянется длиннющий след из информационных башен, которые гэбэшники выкорчевывать не успевают. Смекаешь, что тут к чему?
– Меня ни в чем невозможно обвинить, – я медленно покачал головой.
– Точно! – радостно кивнул Марвин. – У них на тебя ничего нет. Поэтому тебя по-простому ликвидируют. Там, – Гена почему-то махнул рукой влево, – в Облонске. Так сказать, вдали от обжитых мест.
Услышав такое, я только и смог произнести:
– Как?
Понятное дело, Марвин порол откровенную чушь. Но, черт возьми, крайне неприятно слышать о том, что на тебя готовится покушение. Особенно когда история, сама по себе бестолковая, прошита не только белыми нитками, но и вполне достоверными фактами. Глупо, а все равно осадочек мерзкий остается.
– Не знаю, чувачок, – пожал плечами Марвин. – Полагаю, что это будет несчастный случай. Например, в трясину угодишь. Там же вокруг болота непролазные.
– Я не собираюсь бродить по болотам.
– Ну, тогда грибами отравишься. Местные предложат – отказываться некрасиво. А вертолет, которым тебя в больницу повезут, по дороге сломается. И ка-ак ахнется!..
Бамс!
Марвин хлопнул ладонью по столу.
На лице его появилось странное выражение – не то удивление, не то обида. Голова его сначала наклонилась к плечу, а затем упала, ударившись лбом о стол. Я еще подумал: хорошо, что тарелку с креветками убрал, а то бы точно в нее угодил. В воцарившейся вдруг мертвой тишине сочно чмокнула, ударившись о стол, тяжелая, темная, жирная капля. За ней еще… Еще… Я, как завороженный, не мог оторвать взгляд от темной струйки, вытекающей из-за левого уха Марвина, сбегающей по щеке и большими каплями падающей на стол.
– Мне жаль…
Я медленно поднял взгляд.
За спиной мертвого Марвина стоял официант с прижатым к животу круглым подносом. Из-под белой накрахмаленной салфетки, переброшенной через левую руку, высовывался край пистолетного глушителя – черный металлический цилиндр с кажущейся бездонной дыркой.
– Мне жаль, – повторил негромко официант. – Но он оказался не в меру болтлив. Я предупреждал его, что не стоит злоупотреблять уиновыми инъекциями, особенно перед важной встречей. Но эти уин-торчки… – официант с досадой цокнул языком и покачал головой. – Говорят, вылечиться от уиновой зависимости труднее, чем отказаться от самого тяжелого наркотика. Как вы считаете?
– Не знаю, – растерянно ответил я.
– Очень жаль. Я думал, вы рассеете мои сомнения на сей счет. Знаете, в работе с уин-торчками есть как свои плюсы, так и свои минусы. Главный плюс в том, что любого из них легко убедить в том, что все происходившее с ними было не более чем бредом. Минус – не угадаешь, когда на него накатит. А о том, что происходит с человеческим разумом в таком состоянии, вы, Петр Леонидович, лучше меня осведомлены.
Темная, влажно поблескивающая лужица, растекающаяся вокруг головы Марвина, становилась все больше.
Странно, но, видя направленный на меня ствол пистолета, я не испытывал страха. Мне только было несколько не по себе. Как если, позвонив по телефону малознакомому человеку и услыхав голос в трубке, начинаешь сомневаться, правильно ли набрал номер, и вместо того, чтобы представиться, пытаешься подыскать извинения.
– А в чем суть? – спросил я у официанта.
Он сосредоточенно сдвинул брови к переносице.
– Суть чего?
– Всего, – я сделал широкий жест рукой, как будто хотел объять им если не весь мир, то весь зал ресторанчика «Острова Длинного Ганса» вместе с молотками, пилами, балалайками и рожками, развашенными по стенам.
– Вопрос неконкретен, – покачал головой официант, как будто с сожалением даже.
Хорошо, я иначе сформулировал вопрос:
– Зачем вы убили Марвина?
Официант быстро глянул на простреленный затылок любителя креветочных голов, как будто хотел убедиться в том, что дело сделано как надо.
– Это был не Марвин.
– Кто же тогда?
– Маврин. Павел Геннадьевич Маврин.
– И что?
– Что?
– Вы прострелили ему голову.
– Я знаю.
– Зачем?
– А вот это, Петр Леонидович, – лукаво прищурился официант, – знать вам не полагается.
– Ну, здорово, – удрученно кивнул я. – Вы подходите, убиваете моего собеседника, а я даже не могу узнать, в чем его вина.
– Вы снова неверно формулируете. Маврин ни в чем не виноват. Во всяком случае, сам он не чувствовал за собой никакой вины… Я так думаю… Понимаете, Петр Леонидович, для того, чтобы убить человека, вовсе не обязательно считать его в чем-то виноватым.
– Только не говорите, что вы с ним были друзьями.
Официант снова, на этот раз оценивающе, посмотрел на мертвеца.
– Нет, – едва заметно качнул головой он. – Друзьями мы с ним не были. Я впервые его сегодня увидел.
– Но вы знаете его имя.
– Да.
– И вы его застрелили.
– Само собой.
