– Предлагал.
– И что?
– Она отказалась.
– У нее много дел?
– Нет, она просто не хочет сюда ехать.
– А чем она вообще занимается?
– Она дизайнер. Разрабатывает новые модели оформления жилых помещений.
– Она работает дома?
– Да.
– А ее коллеги по работе к вам заходят?
– Нет.
– Какая у нее любимая еда?
Казалось бы, простой вопрос майора Ворного поставил меня в тупик.
– Не знаю… Обычно она меня спрашивает, что бы я хотел на обед или на ужин.
– Где вы познакомились?
– На концерте.
– Джаз?
– Классика. Скрипичный концерт.
– Кто выступал?
– Нано-реплика Иегуди Менухина. – Мне надоело отвечать на казавшиеся совершенно бессмысленными вопросы Ворного. Я чувствовал нарастающее раздражение и злость. – К чему вообще этот допрос?
Владимир Леонидович пригубил водку из стакана.
– Имени Анастасии Викторовны Луниной нет ни в одной из проверенных нами баз данных. Не зарегистрировано ее рождение. У нее нет родителей. Она никогда не ходила в школу. Не получала какое-либо специальное образование. Никогда не обращалась за помощью к врачу. Не делала крупных покупок. Даже билет на тот концерт, где вы встретились, она не покупала. Женщины по имени Анастасия Викторовна Лунина не существует.
Ворный снова глотнул водки.
– Хочешь сказать, я живу с мужиком?
Если бы Владимир Леонидович сообщил мне, что моя жена на самом деле трансвестит, прежде занимавший призовые места в силовом троеборье и сменивший пол всего за неделю до нашей первой встречи, я бы, наверное, удивился, но не расстроился. Все равно хуже, чем сейчас, быть уже не могло.
– Похоже, ты живешь с нано-репликой. Такой же, как Иегуди Менухин, на концерте которого вы познакомились.
– Ты просто не понимаешь, о чем говоришь, – я наклонился и прижал пальцы к вискам.
– Почему же. Вы там у себя, в закордонье, давно уже начали воскрешать мертвецов, создавая их нано-реплики. В «Диккенс Уорде» я сам видел нано-реплику Чарльза Диккенса. Выглядит как живой.
– Нано-реплики великих людей всего лишь воспроизводят внешнее сходство с оригиналом и некоторые способности, которыми они обладали при жизни. Нано-реплика Менухина может с точностью до ноты воспроизвести любое из произведений, исполненных великим скрипачом при жизни. Нано-реплика Пикассо с точностью до штриха воспроизведет любую из существующих картин великого художника. Но это только копии оригиналов, не способные к самостоятельному творчеству. Они не могут создать ничего принципиально нового, потому что действуют в строгом соответствии с заложенной в них программой. Нано-реплика Диккенса не может написать ни единой строчки, которой нет в произведениях ее прототипа. Можно сказать, что это роботы, созданные из плоти и крови.
– И почти ничем не отличающиеся от живых людей, – добавил Ворный. – Единственный их недостаток, они не могут существовать вне информационного поля, которое не только заставляет миллиарды уинов сохранять форму тел нано-реплик, но и руководит всеми их действиями.
– Да, это так, – кивнул я.
– Ну? – пристально посмотрел на меня Владимир Леонидович.
– Нет, – скорее не протестующе, а испуганно затряс головой я. – Нет! – я не хотел, не мог согласиться с той мыслью, к которой подвел меня майор Ворный. – Настя живой человек!
– Она жива ровно настолько, насколько ты готов в это поверить.
– Нано-реплики не способны принимать самостоятельные решения. Они лишены индивидуальности.
– А что, если кто-то просто хочет убедить нас в этом? Чтобы усыпить нашу бдительность. Для того и выставляются напоказ нано-реплики известных людей, похожие на заводные куклы. А тем временем безукоризненно выполненные нано-твари постепенно заменяют живых людей.
– Не называй мою жену тварью, – не очень убедительно и совсем не агрессивно попросил я.
– Так ты согласен с тем, что она не человек?
– Нет.
Майор Ворный внезапно расслабился и будто оплыл в кресле. Даже лицо его утратило обычно присущую ему резкость черт.
– А ведь скоро, может, будет поздно, – тихо произнес он.
– Что?
Я только делал вид, что мне непонятно, о чем говорит майор Ворный. На самом деле я все давно уже понял.
– Нас хотят выжить с этой планеты, Петр Леонидович.
– Кто?
– Да какая разница! Главное, что мы… То есть вы, закордонники, даже не хотите сопротивляться. Вам на все наплевать, кроме собственного комфорта и удовольствия. Ты ведь и сам занимаешься проблемами экологии только потому, что это греет твое эго. Фактически вас купили с потрохами за вкусную еду, бытовые удобства и гарантированное здоровье. Точно так же когда-то белые поселенцы в Америке покупали у индейцев их земли за низки стеклянных бус и карманные зеркальца.
– Индейцы потом жили в резервациях.
– Россия – не резервация. Россия – это то, что пока еще осталось от нашего мира.
– Я не хочу жить в резервации, – сказал я.
– Боюсь, что в новом мире для нас резервации не предусмотрены, – Владимир Леонидович взял в руку бутылку. – Ну, возьми, что ли, новый стакан? Давай еще накатим.
И мы накатили.
* * *
В Облонск я не полетел.
И в консульство звонить не стал.
На следующее утро я собрал вещи, поехал в аэропорт, купил билет на ближайший рейс и улетел домой.
В самолете я заснул и проспал до посадки.
Странно даже. Казалось бы, после всего, что произошло, я места себе не должен находить. А я спокойно спал. И видел сны. Не помню о чем, но очень приятные. Меня не тревожило то, что должно было произойти. Мне было все равно. Абсолютно. Я знал, что больше от меня ничего не зависит. И был просто рад тому, что пришел конец всем кошмарным видениям.
В аэропорту меня встретила Настя.
– Как ты узнала, что я возвращаюсь? – удивился я.
– Получила сообщение информационной службы.
Ну да, конечно, я же зарегистрировался на рейс.
Настя поднесла уин-перстень к указателю стоянки такси, и тотчас же рядом с нами материализовался двухместный смарт-мобиль.
Мы сели в машину, Настя назвала адрес, и мы поехали.
Настя сидела слева от меня и молча смотрела вперед, на улицу, ровную как стрела, с нарисованной по центру прямой белой линией, с ухоженными газончиками и кустиками, тянущимися вдоль тротуаров. И огромными серебристыми информационными башнями, высовывающимися из-за домов. Странно, раньше я не обращал внимания на то, как их много.
