— Забавно, — протянул я. — Больше, чем в Кастилии, кабальерос, наверное, только у польской короны. У франков соотношение простецов к нобилям — сто к одному. Вряд ли больше у дойчей в Империи. А в Кастилии их сколько? Десять к ста будет?
— Если не считать мавров на службе короне, то примерно восемь из ста, ваше величество, относятся к нобилитету, — уточнил дон Хуан. — Не все из них кабальеро, много простых идальго без кавалерственного сана. Так и ходят до смерти в эскудеро.
— Но зачем это надо самой Изабелле? — спросил я. — Насколько я о ней слышал, она, в отличие от своего мужа, глупостей не делает.
— Через два дня старшины Басконии собирают в Гернике под священным дубом басков объединенную Генеральную хунту, — вклинился дон Саншо. — Мне об этом из дома сообщили. Там им зачтут эту буллу. Мадрид желает объединить все три бегетерии Басконии в одну провинцию, а не принимать клятву сюзерена по отдельности, как было раньше. Зачем? Не ведаю.
— Так у них там три бегетерии совсем недавно образовалось, всего пятьдесят шесть лет назад, — выдал справку младший де Базан, который прислуживал нам виночерпием. — Кроме Алавы. Там это произошло намного раньше.
— А из кого они вправе выбирать себе сюзеренов? — заинтересовался я подробностями. — По фуэро.
— Только из тех корон, кто уже ранее владели ими: Астурия, Кастилия и Наварра, — ответил дон Хуан.
— Астурийский принципат отпадает. Принц Астурийский теперь — титул наследника кастильской короны, — опять младший из Базанов подогнал нужную справку.
— Да, друзья, умеете вы обрадовать… — протянул я уныло.
— Феб, Каталину надо спасать, — подал недовольный голос дон Саншо.
«Кто о чем, а шелудивый о бане», — припомнил я любимую пословицу своего отца, но сказал совсем другое.
— Ты прав, Саншо, — ответил я ему, успокаивая, — обязательно спасем. Я ее руку тебе обещал?
— Обещал, — с готовностью подтвердил кантабрийский инфант. — И она мне обещала выйти за меня замуж.
Мило улыбнулся и добавил:
— Еще в детстве.
Базаны от последней фразы инфанта прыснули в кулачок, но тот не обратил на них внимания.
— Слово принца тверже стали — помнишь? — заверил я его и взял на ум, что в детстве, видно, Саншо плотно общался со мной и сестрой.
Но подробности этого надо выяснять не у него, а стороной.
— Помню, — улыбнулся дон Саншо, удовлетворенно сверкнув единственным глазом.
— Вот и не сомневайся, — заверил я его.
И, оставив кантабрийского инфанта, который зачарованно улыбался чему-то там такому внутри себя, вскочил на ноги и энергично раскомандовался:
— Кончай ночевать! Седлать и на конь! Проверить подковы и копыта. Чтоб в пути никаких задержек не было.
Наш импровизированный лагерь зашевелился, затопал, застучал, зазвенел, заскрипел. Зашипели заливаемые костры. Пахнуло мокрой гарью и прелой листвой.
— Ты прав, Феб, нужно поторапливаться, — вдохновенно вторил мне вскочивший следом дон Саншо. — Не то они быстро там все свои темные делишки прокрутят, мЫ и оглянуться не успеем. Итак… — расправил он плечи. — Едем за Каталиной в По?
Я осмотрел пожухшие листья под ногами, листья на ветках, которые опадают зелеными, вздохнул глубоко, унял взбунтовавшееся сердце и ответил на выдохе:
— Нет, брат. В Гернику!
Повернули обратно и поехали по направлению к Гернике. Наш отряд, увеличившийся на копье сьера Вото и дюжину слуг графа де Базана, неторопливо пылил по затянутым со временем землей камням старой римской дороги.
Половина слуг кастильского графа были неплохо вооружены для простолюдинов: копья, короткие мечи на широких поясах толстой кожи, кожаные гамбезоны, обшитые на груди металлическими бляшками, на головах шлемы толстой кожи, усиленные железными полосами крест-накрест на куполе. У двоих арбалеты, у остальной четверки — по паре метательных дротиков. Остальные слуги копий не имели, зато тесаки на поясах носили солидные, и маленькие топорики типа Франциски, которыми не только рубить, но и метать можно ловко, на спине за пояс заткнуты. Эти вообще без головных уборов.
За собой на чембурах эти слуги вели крепких вьючных мулов, нагруженных упакованной по-походному поклажей, в которой даже на первый взгляд было много больше вещей, чем того требовалось просто для не столь далекого путешествия в Мадрид или Сеговию. Совсем не жалеет кастильский граф моих денег.
Подозвал Микала и, когда тот подъехал ко мне, тихо спросил:
— Базанам деньги выдавал ты?
— Согласно вашему указанию, сир, — ответил валет. — Но младший получил только то, что вписано ему в престимоний. А старшему вы сами, сир, дали открытый счет…
И показал мне лицом, что он тут совсем ни при чем.
— Ага… — протянул я, соглашаясь со своим походным казначеем. — Дал… Ищи теперь следы на волне…
А внутренне обматюкал себя самыми поносными словами, потому как только теперь дошло до моей бестолковки, что любая вербовка в любой спецслужбе зиждется на двух китах: письменном обязательстве вредить своей родине и расписках в получении за это денег. Иначе списывай все расходы по графе «политическая благотворительность».
— Сир, если вы о расписках конде в получении денег печалитесь, — прервал мое самоистязание Микал, — то они все у меня полностью в особом тубусе собраны. В том числе и те траты Базанов, на которые я выдавал ремесленникам Байонны не монеты, а долговые векселя. Все сочтено до последнего обола, сир.
Умеет этот парень порадовать. Вот и выпрямился гордо в седле, углядев, как посветлело мое лицо.
— Молодец, Микал, я в тебе не ошибся, — не стал я задерживаться с похвалой. — Но как это тебе удалось?
— Очень просто, сир. — Микал состроил хитрую мину. — Я лицо подневольное, находящееся в рабском состоянии, за казну ответственное, подотчетное. С меня спрашивается за каждый серебряк — куда он делся. Так что без расписки в получении никому ничего не выдам, пусть даже по приказу самого рея. Да хоть папы римского.
— Отлично, Микал. Ты меня порадовал. Феодализм — это контроль и учет! Выпиши себе золотой в качестве награды за отличную работу, сверх жалованья.
— Благодарю вас, сир, — поклонился валет в седле.
И сам сияет как новенький золотой.
— Свободен пока. Будешь нужен — позову. И не забывай о Григории, присматривай за ним. Язык учйте, а то Марк скоро лучше него говорить будет на эускара.
Марку приказал пока никого ко мне не подпускать — думать буду.
А думать было над чем. Для начала над тем, что я скажу Генеральным хунтам Басконии, стоя под священным дубом в Гернике. Выберите меня своим сеньором, потому что я красивый, а Изабелла — нет? Там же не дураки сидят, а умудренные жизнью тертые-перетертые перцы в самом расцвете сил и интеллектуальных способностей. Им выгоды подавай, а не хлопки одной ладонью. А мне крайне нужно, чтобы сюзереном своим они выбрали меня, а не Изабеллу или ее Фердинанда. Иначе вся моя программа собирания земель васконских в единое государство летит под откос. Бискайские баски — это цемент, связующий басков наваррских и гасконских. Это то необходимое введение третьего элемента, которое по диалектической логике снимает напрягающее противоречие.
