Еще по дороге сюда Мэри напомнила себе, что опиум для нее – вовсе не избавление, а тюрьма. Но затем, заметив ящичек с лекарствами, она не смогла воспротивиться болезненному влечению. Не помня себя от пьянящей жажды, Мэри открыла дверцу, пробежалась пальцами по бутылочкам с различными лекарствами – и вот она уже держит в руках заветный пузырек с опиумом.
Мэри медленно поднесла его к лицу – и тотчас же почувствовала нестерпимое желание откупорить бутылочку и прильнуть губами к горлышку. Так невыносим был зов второго голоса, что хотелось внять ему – лишь бы не слышать больше этого тихого, но отчаянного шепота. «Ну, – подумала Мэри, – я так долго сдерживалась, что, уж конечно, могу отпить совсем немного…»
Но тут снова вмешался голос разума, напомнивший, что в последний раз она чуть не умерла. Да, конечно, но сейчас все будет иначе, сейчас Мэри выпьет чуть-чуть и не станет запивать опиум вином. Сейчас все будет хорошо, а главное – утихнет боль в душе, по телу разольется приятное тепло, и можно будет погрузиться в блаженство забытья…
Дыхание Мэри участилось, когда ее пальцы нащупали пробку. Стоило сделать один глоток, и ей не придется больше терзаться из-за любви к Эдварду и из-за случившегося с Ивонн – все это забудется, как страшный сон.
Выдернув пробку из горлышка, Мэри поднесла пузырек к губам. Сейчас она искренне верила, что сможет контролировать свои дозы. И если так, то к чему же отказывать себе в удовольствии? Просто нужно быть умеренной, вот и все. Ведь глупо отказывать себе в удовольствии, не так ли? Чтобы иногда расслабиться, она будет пить опиум в малых дозах – гораздо меньших, чем прежде. Ведь человек, который перенес столько страданий, сколько перенесла она, без труда найдет в себе силы, чтобы остановиться, когда захочет.
– Не получится, – послышался вдруг чей-то голос.
Мэри быстро опустила руку с пузырьком, надеясь спрятать его в полах юбки. Обернувшись, она увидела Пауэрза; он стоял на пороге кладовой, прислонившись к дверному косяку.
– Сэр, вы о чем? – пробормотала Мэри, пытаясь унять сердцебиение.
– Не получится выпить немного, – пояснил виконт. – Ты выпьешь не меньше половины пузырька. И тогда кто-нибудь – Эдвард или я, возможно, кто-то из слуг… В общем, тебя найдут на полу в весьма плачевном состоянии. Может, ты и не умрешь. – Пауэрз промолчал. – Хотя… кто знает?..
Мэри нахмурилась и проворчала:
– Не говорите глупости.
– Это я? – с улыбкой переспросил виконт. – Я говорю глупости?
Мэри вздохнула, охваченная щемящим чувством вины. Горячие слезы навернулись на глаза, когда она наконец осознала, что собиралась сделать. Еще недавно ей казалось, что она разучилась плакать, но сейчас слезы жгли глаза… и душу. И эти слезы словно очищали ее, возвращая к жизни.
Тут Мэри всхлипнула и, содрогнувшись в рыданиях, отбросила пузырек как можно дальше от себя.
– А вы… откуда вы знаете?.. – пробормотала она.
Виконт медленно подошел к ней и проговорил:
– Мне часто приходилось это наблюдать, поэтому я знаю, в какой именно момент раз и навсегда пересекается граница между умеренным употреблением спиртного или опиума и нестерпимым желанием проглотить такое количество, которое может привести к смерти. – Пауэрз посмотрел на девушку без осуждения, посмотрел так ласково, что его глаза, казалось, засветились. – Ты дошла до этой границы, милая.
Плечи Мэри содрогнулись от рыданий, и впервые с тех пор, как она сбежала из сумасшедшего дома, ей захотела умереть – умереть тут же, на месте, только бы не слышать ужасную правду о себе.
– Тише-тише, милая…
Изумлению Мэри не было предела, когда холодный, бесчувственный, расчетливый Пауэрз прижал ее к своей широкой груди. И еще больше поражало то, что она позволила ему это сделать. После чего вдруг почувствовала себя в его объятиях как за каменной стеной – защищенной от всех ужасов этого мира.
– Что же мне делать?.. – Мэри снова всхлипнула.
– Все довольно просто, милая. Не пить опиум. Я также не рекомендовал бы вино. Таким, как мы с тобой, следует быть с этим осторожнее.
Мэри с удивлением взглянула на виконта.
– Мы?..
– Разумеется, – ответил он, прижимаясь подбородком к ее волосам. – В отличие от тебя, я борюсь со своими демонами уже много лет, но все равно порой проигрываю им. Я не хочу видеть тебя блуждающей в такой же тьме.
– Но ведь вы никогда… – Мэри умолкла, пытаясь подобрать нужные слова. – Никогда не пытались по ошибке покончить с собой – как я, например.
Виконт негромко рассмеялся, прижимая ее щеку к своей груди.
– Однажды ночью, милая, после изрядного количества опиума я проснулся в собственной моче и рвоте. И был ужасно напуган, весь дрожал… Я валялся в грязи, в какой-то подворотне Ист-Энда, и был абсолютно один. Потом выяснилось, что какие-то мерзавцы обчистили мои карманы. – Пауэрз тяжко вздохнул. – Полагаю, я должен был умереть.
– Вы?.. – изумилась Мэри. – Но ведь вы такой сильный. Такой неуязвимый…
– Очень лестно слышать, но эти слова можно отнести и к тебе.
– Нет-нет. – Мэри покачала головой. – Если бы это было так, я бы никогда не стала пить настойку опия.
Пауэрз расхохотался.
– Неужели?! Поверь, наркотики сокрушают нас, они – наш повелитель, и мы верно им служим. Думаешь, они отпустят нас так легко?
– Но я не хочу… поклоняться им.
– Тогда ты должна остановиться – обязательно! И каждый раз, когда тебе захочется поддаться соблазну, ты должна сначала поговорить со мной. То же касается и меня. Может быть, вместе мы сможем остановиться. Я пытался много раз… и каждый раз заканчивал в опиумном притоне, высасывая через трубку остатки своей души. Но, возможно, у нас получится… Возможно, мы сумеем спасти друг друга.
Слова Пауэрза звучали как волшебная музыка, но вместе с тем – слишком уж откровенно.
– А как же Эдвард? – прошептала Мэри.
– Эдвард – славный малый, и он никогда не осудит тебя. Но ему никогда не понять ту власть, которую имеет над нами опиум. Ему не приходилось слышать раздирающий душу голос, требующий принимать наркотик до тех пор, пока в тебе не останется ничего человеческого. Эдвард вряд ли способен понять таких, как мы.
– Но он…
– Он добрый и сильный, но его обуревают демоны совсем иного рода. Он боится собственных пороков.
Мэри нахмурилась. Мысли Пауэрза настолько совпадали с ее собственными, что это даже пугало. Если уж Пауэрз, так хорошо знающий Эдварда, сомневался в его способности любить…
– Вас когда-нибудь любили? – спросила она.
Печальная улыбка появилась на лице виконта.
– О да. Я был женат когда-то, знаешь ли…
Мэри ахнула.
– Непросто представить такое, правда? – Пауэрз язвительно усмехнулся, но в его глазах по-прежнему была печаль. – Она умерла… какое-то время назад. Как и наша дочь.
