Церковь была битком набита местными джентри – мелкопоместными дворянами и буржуа, – арендаторами и несколькими лондонскими знакомыми Уильяма. Никто не выглядел особенно удрученным. И это понятно: став виконтом, Уильям только и делал, что ссорился с соседями и втягивал их в судебные споры. Ни одна душа искренне не сожалела о его кончине. «Какой печальный конец», – подумала Сидони, несмотря на все ее презрение к зятю.
Она обернулась взглянуть на племянников, семенящих следом за матерью. Семилетний Николас справлялся со своей ролью во время похорон со стоической храбростью, которая вызвала у Сидони слезы. Пятилетний Томас стал вертеться во время службы и успокоился только после того, как брат шикнул на него.
Шестеро крепких арендаторов вынесли гроб, заваленный лилиями, через двойные двери. Жители деревни презирали Уильяма как человека, разорившего имение, который к тому же за похвальбой скрывал свое полное невежество в ведении хозяйства. От слуг Сидони узнала, что в местной таверне люди поднимают бокалы за то, чтобы душа Уильяма жарилась в аду.
Неподобающие мысли для церкви. Она тихонько сжала руку Роберты.
– Ты как, нормально?
– Да. – Слабый голос сестры был скорее следствием злоупотребления опием, чем скорбью, хотя сегодня она прекрасно поработала, изображая безутешную вдову.
– Я рада, что у того человека хватило совести не прийти.
Сидони незачем было спрашивать, кого она имеет в виду. Благородство Джозефа, пришедшего Роберте на выручку, не улучшило ее отношения к нему.
– Ты возмутительно неблагодарна, – прошипела Сидони, затем заставила себя сделать нейтральное лицо, кивнув соседу, который бросил на них любопытный взгляд.
Роберта не услышала. Намеренно, подозревала Сидони.
Отсутствие Джозефа больно кольнуло ее. Она надеялась увидеться с ним сегодня, пусть бы он просто молча постоял сзади, у дверей. Но он не лицемер, не станет публично отдавать дань уважения человеку, которого презирал и ненавидел.
К счастью, в последние дни у Роберты короткий всплеск заботы о сестре поутих. Она была не в состоянии расспрашивать слишком дотошно о том, что произошло в Девоне. Да и в любом случае, что Сидони могла сказать? «Я готова была отдать свое тело чудовищу, а вместо этого отдала сердце заколдованному принцу»?
Заколдованному принцу, который, бесспорно, является виконтом Холбруком. Письмо, подтверждающее личность священника, сочетавшего браком его родителей, пришло, пока она находилась в замке Крейвен.
Солнце ослепило Сидони. Когда глаза привыкли к яркому свету, она отметила, что толпа как-то странно притихла, и эта тишина отличалась от почтительной тишины, подобающей на похоронах. Озадаченная, она увидела внушительного мужчину, решительным шагом направляющегося к Роберте. Сидони представления не имела, кто это, но сразу почувствовала окружающую его атмосферу властности. Это качество присуще и Джозефу. Внезапно испугавшись, она подтолкнула мальчиков к экономке Барстоу-холла.
– Леди Холбрук? – Незнакомец коротко поклонился. – Я сэр Джордж Пелхэм из Лондона. Могу я переговорить с вами с глазу на глаз? Прошу прощения за вторжение в такой печальный день, но время моего пребывания в Уилтшире весьма ограничено.
Быть может, он кредитор? Сидони удивляло, что кредиторы Уильяма еще не налетели как стервятники. Хотя этот человек не похож на заимодавца. Он выглядит скорее как лицо, облеченное неограниченной властью.
– Я сама не своя, сэр Пелхэм, – отозвалась Роберта слабым голосом, которым говорила после смерти Уильяма. Подняв вуаль, она устремила на джентльмена скорбный взгляд голубых глаз. – Не может ли ваше дело подождать до завтра, когда мне, быть может, станет чуть лучше?
Сидони не должен был раздражать спектакль сестры. В конце концов, она же убедила всех, что искренне скорбит по мужу, отведя от себя тем самым возможные подозрения. Сидони ожидала, что и этот незнакомец падет жертвой белокурой красоты Роберты, однако лицо его оставалось суровым, когда он предложил ей руку.
– Миледи?..
Жадный интерес толпы вился вокруг них, как пчелиный рой. У Сидони засосало под ложечкой от страха. Боже милостивый, неужели сэр Пелхэм пришел арестовать Роберту? Но его манеры были скорее заботливыми, чем угрожающими, и никому, кроме Роберты, Сидони и Джозефа, неизвестна правда о смерти Уильяма.
– Если вы настаиваете. – Раздражение слегка подпортило образ уступчивой, несчастной вдовы. Губы Роберты вытянулись в тонкую нитку. – Моя сестра пойдет с нами.
Сэр Пелхэм молча поклонился Сидони и отвел Роберту в сторону. Сидони последовала за ними.
– Миледи, новость может оказаться огорчительной.
Сидони покрылась холодным потом, лихорадочно гадая, что будет делать, если незнакомец возьмет Роберту под арест. Глаза Роберты расширились от паники, и она натужно сглотнула.
– Сударь, не представляю, что может огорчить меня больше, принимая во внимание, что я только что потеряла мужа.
Выражение лица мужчины стало невозможно суровым. Сидони догадалась, что он намерен сказать, раньше, чем он заговорил. Да поможет ей бог, она боялась не за того человека. Опасность грозит не Роберте.
Словно издалека услышала она глубокий рокот голоса сэра Пелхэма. Каждое слово доносилось до нее отчетливо, словно звон колокола.
– После представления свидетельств в местный магистрат был арестован Джозеф Меррик за убийство своего кузена виконта Холбрука.
Глава 26
Сидони поплотнее закуталась в свою старенькую накидку и поерзала на деревянном стуле, чтобы хоть немного расслабить затекшие мышцы. Страх, который не отпускал ни на секунду, отвлекал ее от неудобств. Со всех сторон на нее взирали строгие римские лица, словно напоминая, что она не имеет права находиться здесь, в фойе Ротермер-хауса – роскошного лондонского особняка герцога Седжмура.
Статуи с каждой минутой смотрели все суровее. Но даже надменные мраморные патриции не могли сравниться с неодобрением, выраженным герцогским дворецким, когда он открыл дверь такой плохо одетой особе, которая к тому же утверждала, что является своячницей обанкротившегося, ныне усопшего лорда Холбрука. Особе, которая призналась, что незнакома с его сиятельством, но настаивала на том, что непременно должна увидеть его светлость по поводу мужчины, ожидающего суда за убийство.
Дворецкий несколько раз повторил, что его сиятельства нет дома. Сидони столько же раз отвечала со всем возможным высокомерием, что она подождет. Ради Джозефа Сидони терпела грубость слуг, как терпела эту долгую задержку.
Суровая решимость привела ее из Барстоу-холла в Лондон после похорон два дня назад и в Ньюгейтскую тюрьму вчера. Суровая решимость целый день удерживала ее в Ротермер-хаусе. Сегодня она спала в Меррик-хаусе – лондонском доме Уильяма, под небрежным присмотром немногочисленной челяди. Завтра суровая решимость подстегнет ее продолжить свои действия по оправданию Джозефа.
