Сам Мур, по происхождению шотландец, жил в Кобхеме в Суррее. Дуб, выросший из желудя, привезенного из его сада, до сих пор высится в маленьком парке испанского города Ла-Корунья. Мур, как ранее Нельсон, имел репутацию человека нестандартно мыслящего. В год, когда Англия ожидала вторжения Наполеона с моря, он командовал обороной Кента. Он построил на берегу цепь артиллерийских башен, прорыл Королевский военный канал и завербовал 340 тысяч ополченцев для защиты Саут-Даунс. Кроме того, он изобрел легкую пехоту.
В 1809 году он возглавлял британский экспедиционный корпус, защищавший Испанию от наполеоновского вторжения. Французы превосходили англичан численностью, и британской армии пришлось предпринять одно из самых долгих и мучительных отступлений в своей истории. Когда Мур достиг побережья близ Ла-Коруньи, он обнаружил, что флот, который должен был эвакуировать его людей, еще не появился, а враг между тем подходил все ближе. Он уже потерял 5000 человек. Сложившаяся ситуация напоминала раннюю версию Дюнкерка — часть войск Мура должна была задержать французов, чтобы дать остальным возможность уйти.
Стояла ужасная январская погода. Мур был тяжело ранен пушечным ядром, почти как Нельсон за три года до того, и до конца сражения медленно умирал в рыбацкой хижине, куда его перенесли. Официально его последними словами были: «Я надеюсь, что народ Англии будет доволен! Я надеюсь, моя страна оценит меня по достоинству!»
Но, как это было со многими английскими героями, в действительности последние слова Мура были мало похожи на те, что вошли в историю. Повернувшись к своему адъютанту, он сказал: «Передайте от меня привет вашей сестре, Стэнхоуп». Он говорил об исследовательнице и путешественнице леди Эстер Стэнхоуп, и это дает нам возможность предположить, что они, возможно, питали друг к другу нежные чувства.
Тело Мура завернули в армейский плащ и похоронили у крепостной стены. Когда в город прибыл французский командующий маршал Сульт, он распорядился поставить на этом месте памятный знак.
Ла-Корунья стала еще одной типично английской победой, вырванной из пасти поражения — точнее, спасением, вырванным из пасти полного уничтожения. Возможно, память о ней не сохранилась бы за пределами Коруньи, где Мура до сих пор почитают как национального героя, если бы не стихотворение Чарльза Вольфа «Похороны сэра Джона Мура в Ла-Корунье».
Вольф тоже не был англичанином. Он был родом из графства Тирон и приходился родственником знаменитому ирландскому революционеру Теобальду Вольфу Тону. Он написал свое стихотворение после окончания колледжа, в 1817 году его напечатали в местной газете города Ньюри и вскоре после этого забыли — до тех пор пока через несколько лет после смерти Вольфа его не обнаружил и не ввел в моду Байрон.
Прости же, товарищ! Здесь нет ничего
На память могилы кровавой;
И мы оставляем тебя одного
С твоею бессмертною славой
[25]
.
85
Матерчатая кепка
Одежда в Англии всегда имела политический оттенок. Платья нью-лук конца 1940-х шокировали общественность роскошью и утонченностью. Мини-юбки стали для женщин 1960-х таким же символом освобождения, каким для их бабушек были велосипедные юбки. Великий искусствовед Джон Рескин говорил о возвращении к средневековым законам о роскоши, определявшим, какую одежду можно носить тому или иному классу. Но англичане, будучи несговорчивой нацией, вряд ли согласились бы на это.
Мы можем уместно одеваться всегда и везде, за исключением разве что тропиков (как заметил Ноэль Кауард, «Хоть англичанин утончен, / Жару неплохо сносит он»), но мы не любим, когда нам указывают, что носить. В этом есть что-то от отношений господ с прислугой — как будто нас заставляют надевать ливрею.
История матерчатых кепок, ставших, как ни парадоксально, символом и рабочих, и верхушки среднего класса, началась с дресс-кода, введенного в 1570 году. В правление Елизаветы I, чтобы поддержать производителей шерстяных тканей, парламент принял меры, направленные на увеличение потребления их продукции. С этого времени все мужчины старше шести лет обязаны были носить по воскресеньям и праздникам головной убор (берет) из шерстяной ткани. Исключение, кроме женщин и младенцев, было сделано только для обладателей ученой степени. Если простой человек не носил такой головной убор, он должен был уплатить штраф в три фартинга — а в те дни на три четверти пенса можно было купить пинту пива или целую курицу.
Закон просуществовал почти тридцать лет, и к тому времени, когда его отменили, матерчатый головной убор стал символом респектабельности — его носили законопослушные граждане, примерные горожане и преуспевающие буржуазные торговцы. Тюдоровский берет был так популярен, что кое-где сохранился до сих пор как элемент академического костюма. В некоторых университетах вместе с ученой степенью вы получаете тюдоровский берет из черного бархата.
В начале XX века большинство мужчин еще носили шляпы, и матерчатые кепки вошли в обиход у самых разных классов. В особенности их полюбили игроки в гольф по обе стороны Атлантики — и мальчишки, которые (если они хоть в чем-то походили на меня) ощетинивались от одного лишь намека на то, что неплохо бы надеть шляпу. Старинный тюдоровский берет стал знаком, сообщающим: «У меня есть ученая степень». Матерчатую кепку можно увидеть на голове принца Уэльского или Дэвида Бекхэма, Энди Кэппа или Дел-Боя Троттера. Занятный парадокс: кепку, символ классовой принадлежности, теперь носят представители практически всех классов.
Кепка — традиционный головной убор американских репортеров (часто с пуговкой на макушке), пожилых людей из Южной Кореи и ирландцев из Бостона. Поклонники хип-хоп-культуры надевают кепку козырьком назад. Ее носят голливудские звезды (например, Роберт Редфорд) и другие уроженцы Калифорнии. Для команд Канады и Америки на недавних Олимпийских играх были специально сшиты красные и белые плоские кепки.
Но кроме всего прочего, это символ английского рабочего класса середины XX века. На одной известной фотографии запечатлены возвращающиеся с обеда рабочие судостроительного завода John Brown & Co. в Клайдбэнке. Они поднимаются по сходням на огромный недостроенный лайнер «Куин Мэри» — дело происходило в 1935 году, во время Великой депрессии, и работы уже несколько месяцев велись только благодаря огромному правительственному займу в поддержку Клайдсайда. На фото нет ни одной головы без невзрачной матерчатой кепки.
В йоркширских пабах запретили сидеть в кепках и других головных уборах, чтобы дебоширов было легче узнать в лицо.
Daily Telegraph (июнь 2008)
86
Уголь
Когда шотландский изобретатель Джеймс Уатт открыл коммерческое производство эффективных паровых двигателей, уголь приобрел в английской экономике и английской жизни такое же значение, какое в Средние века имела шерсть. Уголь лег в основу не только промышленной революции, но и всех производственных и технических процессов, развернувшихся позднее. Столетиями угольщика с черным лицом и черным мешком, из которого он пересыпал черное золото в яму на мостовой, можно было увидеть на любой улице. Десятилетиями грязные, груженные углем баржи были такой же неотъемлемой частью морской жизни, как наполненные ветром белые паруса. Глубоко под землей полуголые шахтеры с головными фонарями добывали уголь, поддерживающий жизнь на поверхности.
