Умолкнув, Кэролайн осознала, что думала сейчас больше о Марии и Эдмунде Эллисоне, чем о фотографии Сесиль Антрим, хотя между ними, на ее взгляд, имелась тесная связь.
– Так где вы видели ту фотографию, Льюис? – спросила она.
Маршан протестующе покачал головой. Он боялся, что голос выдаст его с головой, а больше всего ему не хотелось унижаться, расплакавшись перед дамой, которую он едва знал. Юноша чувствовал себя загнанным в угол и не видел пути спасения.
– Льюис, я не стала бы ни о чем спрашивать вас, если б та открытка не могла помочь найти убийцу, – мягко произнесла миссис Филдинг. – Человек, использовавший эту фотографию, – убийца. Вы можете понять, как важно узнать каждого, кто мог видеть ее?
Молодой человек всхлипнул.
– Д-да. Я… я купил ее в одной лавочке. Могу сказать вам, где она находится… если нужно.
– Да, очень прошу вас.
– На Хаф-Мун-стрит; она отходит от Пиккадилли, где-то посередине. В той лавочке продают книжки и табак, ну и еще такого рода открытки. Я не помню названия.
Кэролайн едва не спросила, как юноша узнал об этом. Не выставляют же такую продукцию в витринах! Но она побоялась переборщить с вопросами, не желая потерять его желание помочь. Главное она узнала, остальное было уже несущественно.
– Отлично, – сказала женщина, – я уверена, что теперь они смогут найти преступника.
Льюис сидел, не поднимая глаз. У нее возникло ощущение, будто ему хотелось добавить что-то еще. Причем почти таким же важным, как обнаружение сведений для Питта, она считала достижение верного понимания у самого этого юноши; ей очень хотелось убедить его в том, что увиденная им фотография создана в странном помрачении ума, что нормальные люди думают и чувствуют по-другому. Он видел карикатурную фотографию Офелии, но кто знает, какие еще сцены могли попасться ему на глаза… Могла ли Кэролайн добиться от него признания, не выдав тайну юноши родителям, чьи жесткие нормы воспитания вынудили его ущербным путем познавать то, что было так интересно для любого подростка, то, что касалось женщин и интимной жизни?
– Полагаю, у вас есть и другие открытки? – спросила миссис Филдинг.
– Есть. – Молодой Маршан по-прежнему избегал ее взгляда.
– Там запечатлены подобные сцены… с женщинами?
– В общем… вроде того. – Лицо Льюиса пылало пожаром. – В некоторых еще участвуют мужчины, они занимаются… – Он умолк, не в силах произнести при даме запретное неприличное слово.
Гостья предпочла ничего не уточнять, не желая излишне смущать ни его, ни свои собственные чувства.
– А не хотели бы вы узнать нечто… более изысканное и благородное? – спросила она. – Нечто более подобающее для тех женщин, которых вы вскоре сами познаете?
Глаза ее собеседника распахнулись, и он уставился на нее в крайнем замешательстве.
– Вы им… имеете в виду… для приличных женщин и… – Он еще больше побагровел и умолк.
– Нет, я говорила о другом, – произнесла миссис Филдинг как можно увереннее, подавляя собственное смущение, – я имею в виду… не уверена, что конкретно я имела в виду. Приличные женщины, безусловно, незнакомы с подобными фотографиями. Однако всем нам необходимо знать определенные особенности, касающиеся близких отношений между мужчинами и женщинами. – Она с трудом пыталась подобрать верные слова. – Того рода снимки… что вы видели… являются жуткой чудовищной пародией и скорее связаны с болезненной ненавистью, чем с любовью. По-моему, вы начали знакомство не с того конца, и вам необходимо вернуться к началу эротического познания.
– Родители никогда этого не позволят! – воскликнул Льюис с полнейшей убежденностью. – Отец ненавидит… – он судорожно сглотнул, – порнографию. Он всю жизнь боролся против нее. И твердил, что надо вешать тех людей, которые изготавливают и продают эти открытки!
Кэролайн не стала с ним спорить. Что скажешь против правды?
– Если вы позволите мне упомянуть им об этих открытках, то, думаю, я смогу переубедить их, – предложила она.
– Нет-нет! – отчаянно вскрикнул молодой человек. – Пожалуйста, не надо! Вы обещали, что ничего не скажете!
– Я и не скажу, – мгновенно согласилась миссис Филдинг, – пока вы сами не позволите мне. – Она с искренним волнением подалась к нему. – Но неужели вы думаете – в свете ближайшего будущего, – что так будет лучше? Однажды отцу все равно придется рассказать вам о некоторых интимных вещах. Разве вы не готовы приблизить это будущее?
– Ну… я… – Льюис явно испытывал острую неловкость и предпочитал смотреть куда угодно, только не на Кэролайн. В начале разговора он считал ее просто хорошей знакомой родителей – и вдруг, ошеломительно быстро, она превратилась просто в красивую женщину.
– Вы уже многое знаете, – заключила она, тут же пожелав оказаться неправой.
Возможно, он еще ничего и не знал? Возможно, лишь разгоряченное воображение побудило его купить такие открытки? Теперь, увидев его искаженное страданием лицо, дама убедилась, что он еще ничего не знает. Льюис смутился, ужасно сконфузился, сознавая свое невежество и любопытство, и от глубочайшего смущения покраснел до кончиков ушей.
– На мой взгляд, вам самому будет лучше поговорить с отцом, – мягко произнесла гостья. – Ваши чувства свойственны каждому из нас. И он наверняка поймет вас.
Кэролайн уповала на Господа, чтобы она оказалась права. Сейчас женщина гораздо больше сомневалась в благоразумии Ральфа Маршана, чем какой-нибудь час тому назад. Она поднялась с кресла и, ничего больше не добавив, покинула библиотеку.
* * *
Кэролайн сделала все возможное, чтобы прояснить вопрос с фотографиями, и теперь сможет послать адрес продавца Питту на Боу-стрит, после чего вновь повидается с миссис Эллисон. Надо постараться положить конец бесконечной неопределенности ее страданий.
Но старые раны ужасно глубоки, как же она сможет исцелить их? Боль давно вошла в плоть и кровь старой дамы, и она злилась на весь мир, ненавидя саму себя и все окружающее так давно, что не представляла, как ей остановиться. И оживут ли в ней хоть какие-то добрые чувства, даже если исчезнет ненависть?
Стоял холодный и ясный осенний день, улицы поблескивали в солнечной дымке, и мимо быстрой чередой проносились экипажи, за исключением заторов на перекрестках, где каждый, казалось, действовал по собственным правилам. С первого взгляда Кэролайн узнавала десятки людей, просто гулявших по улицам, как и она сейчас, в свое удовольствие. Ей не хотелось пока садиться в кеб. Вероятно, главным образом потому, что ее страшило возвращение домой, где надо будет разбираться с домашней непогодой.
Но не могла же эта неопределенная ситуация продолжаться изо дня в день! Эмили будет дома не раньше чем через неделю, и до этого нужно успеть все решить. Отсюда возникал вопрос, которого миссис Филдинг пока избегала. Что ей следует рассказать Эмили или Шарлотте?
Она улыбнулась и кивнула двум проходящим мимо женщинам. Кэролайн точно знала, что где-то встречалась с ними, хотя не могла вспомнить, где именно. На их лицах появилось такое же вежливое, слегка смущенное выражение. Вероятно, они также терялись в воспоминаниях.
