– Так и есть. Но вот вчера прошел дождь. Он ведь прошел вчера. Но и несколькими днями ранее был дождь. И в прошлом месяце тоже. Значит, дождь был всегда. И в то же время он появился только вчера. Как-то так, – неожиданно серьезно без тени икоты произнес Зеленый.
– Ладно. Отдыхай, Зеленый. Сил набирайся. И главное старайся ни о чем больше не мечтать. Мечты они, знаешь ли, вредны для здоровья, – посоветовал я. – В особенности, если они так нездорово материализуются.
Мы покинули Зеленого. На крыльце его дома на скамейке сидели двое кентавров и играли в карты. Тихо, сосредоточенно, чтобы не потревожить покой подопечного. При виде нас вскочили, вытянулись как тополи и отдали честь. Красавчег кивнул и прошел мимо.
– Зеленый, совсем плох, – сказал он, остановившись возле автомобиля.
– Зеленый оправится. А вот вертолет бесхозный надо с неба убрать. А то как бы он не рухнул кому-нибудь на голову. Это будет очень неприятно.
– Ты прав, преподобный, – согласился Ник и связался с участком, отдал распоряжение по поводу беглой вертушки.
Несколько минут мы стояли и напряженно вглядывались в небо, пытаясь увидеть чудо. Но чуда не было видно.
– Поехали, – предложил я.
И мы отправились в путь.
* * *
До Храма с четверть часа на машине. По дороге мы заглянули в участок. Там царило столпотворение. К участку выстроилась огромная гомонящая очередь, похожая на рассерженную змею.
– Кажется, случилось, – сказал Красавчег, останавливая красный Бьюик Роудмастер 1954-ого года выпуска в нескольких метрах от участка.
– А серьезно этот Попугай развернулся, подбрось и выбрось. Я и не думал, что тут все так запущенно.
– Думаю, Браун и Карма тут сами разберутся. А мы поедем Руфуса найдем, а то эпидемию будет не остановить, – предложил Ник.
– Такое чувство, что кто-то решил извести всех альтеров под корень. Если все эти люди исполнят свои мечты, то Большой Исток обезлюдит.
– Поехали, надерем задницу этому засранцу.
– Некрасиво сказал, но суть верна, – оценил я.
Красавчег вырулил с площади и направил автомобиль к Храму.
По дороге мы молчали. Ник сосредоточенно рулил, а я размышлял о том, как найти того, кто не имеет места жительства, а по утрам ошивается возле Храма. Хорошие координаты, нечего сказать, но других нет, значит будем плясать от того, что имеем.
Я так и не пришел ни к какому решению, когда автомобиль остановился возле дверей Храма.
– Какие мысли, преподобный? – спросил Красавчег.
– Поспрашиваем бабушек, может кто что и видел, – предложил я верный ход.
Уж если кто и мог запомнить Попугая, то только верные солдаты Храма – бабушки.
Но нам не пришлось прибегать к этому оружию. Попугай сидел на ступеньках Храма и улыбался.
– Сам явился. С повинной, – сказал Красавчег, потирая руки. – Будем брать.
– Я сам с ним поговорю.
– Думаешь, стоит, – засомневался Ник.
– Не думаю, а знаю.
Я направился навстречу Попугаю.
* * *
– Ну, вот мы и встретились, – сказал я. – Что же ты, господин хороший, устроил в городе? Разве так можно себя вести?
Попугай посмотрел внимательно на меня разноцветными глазами и криво улыбнулся.
– А что, позвольте узнать, случилось, преподобный?
– Только не стройте вид, что вы ничего не знаете, – с угрозой в голосе сказал я.
– Я и правда ничего не знаю. Видите ли, я свободный художник. Живу там где придется, изучаю жизнь во всех ее проявлениях, поэтому могу упустить главное.
– Вы были знакомы с Майклом Гнутым? – спросил я в лоб.
– С Гнутым, Гнутым, позвольте, позвольте, – Попугай нахмурился, словно усиленно пытался что-то вспомнить. – Где-то я слышал уже эту фамилию. Ах, да, это тот грустный мужчина, который очень хотел разбогатеть. Помню его.
– Что вы с ним сделали?
– Я? – удивился Попугай. – Ничего. Только помог его мечтам сбыться. Но это не так сложно было, да к тому, же я всего лишь подтолкнул, а все основное сделал он сам.
– Тогда почему Гнутый затянул петлю на своем горле? От счастья что ли?
– От тоски скорее. Все что он желал, исполнилось, и ему больше нечего было желать. Человек он же, как кувшин, полный мечтаний, когда кувшин опустел, и все цели поражены, человек чувствует себя опустошенным. И тогда он уходит. Так было с Гнутым.
Попугай был похож на проповедника из дешевого фильма ужасов.
– А тебе какой прок со всего этого? – спросил я.
– Будем считать, что я занимаюсь благотворительностью, – ответил мне Попугай.
– И насколько широко распространяется твоя благотворительность?
– Стараюсь помочь, чем могу, но чтобы было веселее, три самых главных мечтаний человека. Всего только три. Но в эти три мечты, можно уложить и все остальное поменьше.
– Значит три желания, и человек превращается в пустой кувшин, который рано или поздно разобьется.
– Или наполнится вновь. Тут уж как повезет.
– Подбрось и выбрось, да кто ты такой вообще? – не сдержался я.
– Руфус Бродяга, – ответил Попугай.
– Такого человека на Истоке нет. Я проверил.
– Если искать по адресам проживания, то да, нет. А если копнуть глубже, то можно и найти. Только для этого постараться надо, поговорить со старшими, кто помнит, как здесь все начиналось, как прибыли первые из необычных, как они строили этот город. Может тогда и станет что-либо ясно.
Попугай мечтательно закатил глаза и причмокнул губами. Он вспоминал то далекое время, когда все еще только начиналось.
– И зачем тебе все это?
– Я мусорщик. Я собираю мусор. Убираю все лишнее и ненужное. В последнее время на Большом Истоке слишком много скопилось мусора. Я должен убрать его.
– Люди – это мусор? – спросил я.
– Люди – это люди. Со всеми их проблемами, мечтами и всем, всем, всем. Но когда люди забывают о том, что они люди, они становятся мусором.
Я попытался посмотреть на Попугая своим особым взглядом, понять, кто он такой и зачем ему все это, но ничего не получилось. Он словно был здесь, и в то же время его не было. Точно мираж в пустыне, знойное марево. Черты его лица и костюма таяли, расплывались, обнажая другого человека, совсем не похожего на Попугая.
– Я должен арестовать вас.
– Это вряд ли получится. Меня нельзя арестовать. Нельзя арестовать дым, или дождь, нельзя арестовать улицу, или легенду, нельзя арестовать историю, – открыл глаза Попугай и уставился на меня пристально.
