Издав пронзительный визг, змей сорвался с дерева. Совсем небольшие крылья, оставшиеся от птицы, которой некогда был змей, казалось, были не в состоянии удержать в воздухе его огромное тело. Но вопреки всем законам физики и здравому смыслу, змей летел. И он вовсе не пытался спастись бегством, а атаковал.
Резким движением Лайза загнала обойму в рукоятку пистолета, передернула затвор и перехватила пистолет обеими руками.
Времени прицелиться как следует у нее не было. Она трижды нажала на курок, направляя ствол пистолета в сторону разинутой пасти летящего на нее змея.
Звуки выстрелов, слившиеся в единый громовой раскат, разорвали безмолвие леса и, прокатившись под его сводами, исчезли, затерявшись в листве.
Змей пронзительно завизжал. Тело его еще в полете свернулось в тугую спираль и рухнуло на землю в двух шагах от Лайзы. Глаза его уже были подернуты смертной пеленой, а хвост все еще продолжал хлестать по сторонам.
Держа змея под прицелом пистолета, Лайза сделала шаг назад. Судорожные подергивания хвоста чудовищного гибрида змеи и птицы становились все более редкими и слабыми, пока не прекратились вовсе. Опустив руки с зажатым в них пистолетом, Лайза перевела дух.
Если первые минуты пребывания на незнакомой планете проходят столь бурно, то что же будет дальше?
Три широких листа, росших прямо из земли, медленно склонились над мертвым телом змея. Затем так же медленно они обернулись вокруг него, полностью скрыв чешую и перья под зеленой растительной плотью. Из глубины кокона стали доноситься омерзительные чавкающие звуки.
Лайза вскинула руку с пистолетом, собираясь расстрелять плотоядное растение, но вовремя подумала о том, что у нее имеется только одна запасная обойма, а патроны ей еще могут пригодиться.
В принципе у нее имелось два варианта дальнейших действий. Она могла оставаться на месте и ждать возможного прибытия спасателей, хотя подобное событие теперь казалось ей крайне маловероятным. Можно было попытаться найти выход из леса. Только хватит ли у нее сил для такого путешествия? И что она обнаружит, выбравшись из лесной глуши?
Лайза снова быстро посмотрела по сторонам.
Ей казалось, что за ней наблюдают сотни глаз. Каждое дерево и каждый куст могли служить убежищем для притаившегося хищника, чувствующего себя в этом лесу как дома. Она же оказалась здесь совершенно случайно. Ее не должно здесь быть. Она не готова драться за свою жизнь.
Только сейчас Лайза почувствовала запоздалый страх, грозящий перерасти в панику. Ей хотелось сорваться с места и бежать без оглядки, не разбирая дороги и не думая о губительной бессмысленности подобного поступка. Или же запрокинуть голову и заорать, взывая о помощи, с отчаянной и безрассудной надеждой оказаться кем-то услышанной. Оставаться на месте, ожидая неизвестно чего, было невыносимой пыткой.
Это было не ее место.
Это была не ее жизнь.
Это был крошечный, оставшийся более никем не замеченным сбой идеально отлаженной системы мироздания, для которой просто не существует такого понятия, как трагедия одной отдельно взятой человеческой жизни.
Почему же в таком случае сам человек столь высоко ценит свою собственную жизнь, что готов цепляться за нее даже тогда, когда здравый смысл говорит, что это совершенно бессмысленно и не принесет ничего, кроме новых страданий? Неужели причина только в заниженном положении контрольной точки, с которой мы на протяжении всей жизни ведем тщательное наблюдение за собой?
Быть может, это и глупо, но совсем не смешно.
Глава 8
Танцы на краю
Андрей бежал чуть левее выстроенного в колонну по три взвода и время от времени, без особой на то необходимости, а просто для порядка покрикивал:
– Живо!.. Живо!.. Шевелитесь, бездельники!..
Расписанием утренних занятий была предусмотрена тренировка на полосе препятствий, и Андрей, хотя и имел такое право, пока не собирался отступать от общепринятых правил.
Приказ командира части о формировании в составе разведроты взвода особого назначения под командованием лейтенанта Апстрака не вызвал особого восторга у майора Приста. Однако высказывать свои сомнения вслух командир роты не стал. Он просто взял из рук Андрея листок со списком десяти бойцов, которых лейтенант хотел бы видеть в составе своего взвода, и, даже не взглянув на него, сложил вчетверо и сунул в карман своей полевой куртки. Затем, выпятив нижнюю губу, он окинул Андрея оценивающим взглядом. Молча приподняв свой тяжелый подбородок, майор Прист медленно опустил его вниз, что можно было расценить как невероятно замедленный кивок.
По всей видимости, майору Присту не совсем понравилось то, с какой прытью новоиспеченный лейтенант завоевал расположение командира части. Но дать ему какие-либо объяснения на сей счет Андрей не мог.
Пятерых новобранцев для взвода Андрей поручил отобрать разжалованному в рядовые Рууту, которому работа с молодыми – желторотыми, как сам он их называл – солдатами, смотревшими на него как на героя, успевшего совершить все мыслимые и даже немыслимые подвиги, доставляла истинное удовольствие. При этом Руут отнюдь не красовался перед новобранцами, а методично вбивал им в головы самые элементарные правила, следуя которым, они имели бы шанс остаться живыми на поле боя. А все необходимые для этого навыки доводились под чутким руководством Руута до автоматизма. И, что всегда удивляло Андрея, несмотря на фантастическую способность Руута придираться к любой мелочи, на которую другой попросту не обратил бы внимания, новобранцем тоже нравилось изучать основы военного дела под его началом.
С Шагадди у Андрея состоялся короткий, но емкий разговор.
Командир взвода отловил своего заместителя в бытовке, где тот пришивал к своей куртке новенький сержантский шеврон.
Андрей взял Шагадди за локоть и тихо, так, чтобы никто, кроме него, не слышал, прошептал:
– Поймаю тебя с рыжим мхом, Шагадди, лично башку оторву.
Шагадди воткнул иголку в не до конца еще пришитый шеврон и, подняв взгляд на Андрея, скроил обиженную мину.
– Джагг, ты же меня знаешь, – так же тихо ответил он. – Если уж я взялся за дело, то все глупости – побоку. К тому же, честно признаться, кайф от этой дури мне никогда не нравился. Я с большм удовольствием стакан сорокаградусной пропущу, чем рыжий мох смолить.
– Чего же ты его курил?
– Лейтенант Манн держал меня за урода и следил как ни за кем другим во взводе. Запах выпитой сорокаградусной он чувствовал за десять шагов, а вот понять, что солдат обкурился рыжего моха, не мог, даже если тот откровенно вел себя как придурок. Для того чтобы понять обкурившегося, нужно самому хотя бы раз рыжий мох попробовать. А лейтенант Манн был не из таких. Он не представлял себе жизнь вне уставных правил, поэтому и погиб как законченный идиот.
– Понятно, – коротко кивнул Андрей. – Выводи взвод на построение.
