Ответил Андрею врач-гуманоид, находившийся неподалеку и наблюдавший за мельканием каких-то цифр и символов на большом цветном мониторе, стоявшем в углу операционной. Коснувшись пальцем сенсорной клавиши, врач выключил монитор и, оттолкнувшись ногами от пола, вместе со стулом развернулся в сторону Андрея.
– Это значит, что операция закончена, – сказал он и, показав Андрею небольшой цилиндрический предмет, добавил: – Сознание Дейла Колтрейна отфильтровано от вашего сознания и загружено в матрицу.
– А я даже ничего не почувствовал, – немного растерянно произнес Андрей. – В прошлый раз, когда нужно было загрузить сознание Колтрейна в мой мозг, меня самого погружали в сон.
– Естественно, – не спеша кивнул врач. – Процесс интеграции с сознанием донора в редких случаях может спровоцировать неконтролируемый всплеск нервной активности реципиента. Обратный же процесс не связан ни с какими неприятными ощущениями, поэтому необходимости в наркозе нет.
Васкат собрал все провода и датчики и отполз в сторону от стола.
– Спасибо, – сказал ему Андрей.
Накинув на себя голубоватую простыню, он сел, свесив со стола голые ноги.
– Значит, я могу быть свободен? – спросил он у более разговорчивого, нежели васкат, врача-гуманоида.
– Конечно, – ответил тот. – Мы заодно провели полное обследование вашего организма и не обнаружили никаких отклонений от нормы, которые могли бы вызвать беспокойство. Пришлось, правда, заменить три имплантированных нейрочипа, контролирующих нервную систему в моменты стрессовых нагрузок. Должно быть, последние несколько дней были для вас напряженными?
Васкат вернулся к столу и молча кинул Андрею на колени его одежду.
– Да как вам сказать. – Андрей спрыгнул со стола и стал быстро одеваться. – Знавал я времена и получше.
Врач молча кивнул.
– А когда вы… запустите Колтрейна? – спросил Андрей, споткнувшись на слове «запустите». – Или как это у вас называется?
Совершенно неожиданно на последний вопрос Андрея ответил не гуманоид, а васкат:
– У нас это называется «перевести тело в активное состояние», – при этом он даже не посмотрел на того, кому были адресованы его слова.
Учитывая то, что васкат был занят настройкой одновременно трех приборов, стоявших на значительном удалении друг от друга, так что оператору приходилось на всю длину вытягивать свои щупальца в разные стороны, ответ его все же можно было расценить как проявление любезности.
– Тело Колтрейна уже подготовлено к переводу в активное состояние, – улыбнувшись одними губами, сказал врач-гуманоид. – Оно находится в соседней комнате и займет ваше место на столе, как только вы покинете помещение.
Это уже было похоже на вежливое предложение убраться.
Поскольку вся операция проводилась не вполне легально, можно было понять желание врача покончить с ней как можно скорее.
И все же Андрей задал ему еще один вопрос:
– Мне можно взглянуть на Колтрейна?
– Я бы не советовал вам делать это сейчас, – ответил врач. – То, что вы увидите, больше похоже на труп, нежели на живого человека. Проявите немного терпения, и через три-четыре часа, когда мы завершим все необходимые процедуры, вы сможете увидеть своего друга таким, каким он и должен быть.
Андрей коротко кивнул и, одернув куртку, направился к двери.
Васкат, оказавшийся у него за спиной, быстро протянул щупальце вперед и, обернув его вокруг ручки, предупредительно распахнул перед Андреем дверь.
Уже переступив порог, Андрей обернулся и, придержав дверь рукой, еще раз заглянул в похожие на мишени глаза васката.
– Извините за назойливость, – протелепатировал он. – Но не могли бы вы подсказать мне, где я могу получить информацию о состоянии здоровья прибывших вместе со мной людей и иноформов?
– Лайза Брин по прибытии была направлена в нейрологическое отделение, сектор сорок пять, – мысленно ответил васкат. – Иноформы находятся в нашем отделении, пятая дверь направо по коридору.
– Благодарю вас, – улыбнулся васкату Андрей. – Вы были очень любезны.
Возможно, васкат и хотел бы улыбнуться ему в ответ, но, имея вместо рта клюв пострашнее орлиного, он не мог этого сделать. Поэтому он просто захлопнул дверь перед носом человека.
Андрей утешил себя мыслью о том, что каждая культура вырабатывает свои формы поведения, и вполне возможно, что на Васкате именно так принято расставаться с особо дорогими гостями. Иначе ведь просто невозможно было объяснить, с чего вдруг врач-васкат, с которым Андрей никогда прежде не встречался, столь откровенно проявлял неприязнь к человеку.
По привычке Андрей попытался было обратиться за помощью к памяти Дейла, знания которого о нравах и обычаях населяющих Статус инопланетян были куда более емкими, но, не получив незамедлительного ответа, он вдруг впервые отчетливо осознал, что остался один. И, как ни странно, он вначале даже испытал легкую грусть, которая вскоре сменилась серьезной озабоченностью, грозящей перерасти в тревогу.
Несмотря на уверения Алексея Александровича в том, что даже после разделения двух сознаний каждый из напарников останется при всех необходимых ему знаниях и опыте, Андрей вдруг с испугом подумал, сможет ли он объясняться со своими сослуживцами по-кедлмарски? Он начал лихорадочно перебирать в памяти слова и выражения, переводя названия всех предметов, которые попадались ему на глаза, с русского на кедлмарский язык. То, что это удавалось ему без труда, вовсе не успокоило Андрея. Он вдруг вспомнил, как попытался разговаривать по-английски с испанским профессором, года два назад приехавшим к ним в институт с лекцией. И хотя английских слов Андрей знал предостаточно, испанец, прекрасно владевший английским, читавший лекции на этом языке, не понял ни единой фразы из тех, что пытался втолковать ему научный сотрудник, возомнивший себя полиглотом.
Для того чтобы убедиться в том, что все его страхи были напрасными, Андрею срочно нужно было поговорить с кем-нибудь по-кедлмарски. Он ускорил шаг, направляясь по коридору к комнате, в которой, как сказал васкат, находились профессор Кармер и его сотрудники.
Андрей шел, бормоча себе под нос стандартные фразы:
– Добрый день, профессор Кармер… Как вы себя чувствуете… Надеюсь, у вас все в порядке… Желаю вам всего наилучшего…
Он был настолько поглощен своими упражнениями, что, открыв дверь, едва не столкнулся лбом с выходившей из комнаты женщиной. Женщина отшатнулась назад и посмотрела на Андрея весьма странно. В ее взгляде присутствовали одновременно радость, испуг и надежда, как будто она хотела, чтобы незнакомец, с которым она столкнулась в дверях, узнал ее, но в то же самое время и боялась этого.
Женщина была из тех, на которых мужчины на улицах обычно оглядываются, а потом долго провожают вожделенным взглядом.
Во всяком случае, те из них, что, как и Андрей, родились на Земле. Женщина была одета в костюм-комбинезон из синтетической леопардовой шкуры, который был ей чуть широковат и несколько бесформен, но при этом смотрелся он на ней великолепно, словно именно так и было задумано модельером, создавшим его. Достаточно было узкого поясного ремешка, чтобы подчеркнуть талию незнакомки и отметить длину ее ног. В узких замшевых туфлях без каблуков она была всего на пару сантиметров ниже Андрея. Волосы у нее были огненно-рыжего цвета, чуть волнистые, обрезанные на уровне плеч. Расчесанные на прямой пробор, они словно прекрасно подобранная виньетка обрамляли ее немного вытянутое лицо с крупными чертами, большими темно-карими глазами и чуть вздернутым носиком.
