– Привет, – она скромно остановилась у окна, тщательно борясь с радостной улыбкой. Всё же израненный человек лежит, нужно как-то посерьёзнее выглядеть. Пришлось даже глубокомысленно уставиться на пейзаж за стеклом.
– Привет, – ответил он и тоже покосился на окно, пытаясь разгадать, что её там заинтересовало.
– Как самочувствие?
– Нормально.
Было что-то в его взгляде. Что-то странное.
– У меня тоже всё хорошо, – сказала она, пугаясь этой странности. – Хотя ты и не спрашивал.
Он задумчиво почесал ссадину на лбу.
– Слушай, а ты кто? Я тебя знаю? А то у меня это, как его, посттравматическое. Память отшибло.
Ленка вцепилась в подоконник. Он почему-то показался самым устойчивым предметом во всём этом зыбком мире.
– Совсем? – едва слышно выдохнула она.
– Да нет, – он так жизнерадостно заулыбался, что ей стало неприятно. – Говорят, примерно месяц забыл. Но это же пустяк.
– Ну да, – она с трудом отодрала пальцы от подоконника. – Пустяк. Ладно, я пошла. Выздоравливай.
– Постой. Так я тебя знаю?
– Нет!
Она побрела в свою палату, но, благополучно потеряв Федину схему, запуталась в поворотах и заблудилась. Хотела уже забиться куда-нибудь в уголок, но на её плечо вдруг легла тяжёлая ладонь.
– Савина, почему бродим? – навис над ней суровый дядька в белом, делая грозное лицо. – Почему нарушаем постельный режим?
– Я заблудилась, – проскулила Ленка, едва сдерживая слёзы.
Профессор с интересом оглядел её, явно оценивая уровень интеллекта. А потом, запросто ухватив за руку, повёл за собой, участливо примеряясь к мелким Ленкиным шажкам.
– Скажите, – поинтересовалась Ленка, когда была водворена в одноместные хоромы и уложена в кровать. – А если у человека память после удара по голове пропала, она потом возвращается?
– В большинстве случаев – да.
– А в меньшинстве?
Сергей Петрович задумался.
– Были случаи, когда пациенты так и не вспоминали события, предшествовавшие травме. Но, как правило, это небольшой промежуток времени. Небольшой и несущественный.
– Понятно. Спасибо.
Профессор ушёл, и в хоромах стало совсем невыносимо.
Она закрыла глаза.
Тишина. До звона в ушах.
Значит, она стала этим несущественным воспоминанием. Вот так стёрлась из памяти, как будто её и не было.
– Привет.
Ленка вздрогнула от звука её голоса. В палату, неловко стукая костылём, зашла Сашка. Спортивный костюм и почему-то неровно остриженные волосы до плеч совершенно её преобразили, делая из неуклюжей дурнушки вполне интересную девчонку.
Сколова доковыляла до кровати, медленно осела на стул, осторожно пристроив загипсованную ногу.
– Чё припёрлась? Добить решила? – враждебно поинтересовалась Ленка.
– А у меня коса сгорела, – она сняла очки и, подслеповато моргая, уставилась на Ленку.
– Не надо было пожар устраивать, – Ленка кинула подушку в изголовье кровати и села. Хоть немного, но всё же подальше от неё.
– Я уеду. К бабушке. В другой город, – Сашка, опустив голову, складывала и раскладывала дужки очков, от чего они неприятно постукивали. – Мы больше не увидимся.
– Звучит оптимистично.
– Ты была моей единственной подругой.
– Слушай, Сколова, не говори ерунды. Ты меня за человека не считала.
– Зато ты меня считала, – пылко вскинулась она. – И это очень важно для меня.
– Да неужели?
Сашка стиснула очки в кулаке. Осторожно перевела дыхание, словно внутри неё сидело что-то острое и болезненное, что она боялась потревожить.
– Дашка была для меня больше чем сестра. Будто половинка. Знаешь, наверно, так у близнецов бывает. Мы любили одно и то же, думали одинаково. Я же до второго класса в Питере жила. И мы с Дашкой, как нитка с иголкой, друг за другом ходили. Всегда вместе. А когда мои родители переехали сюда, я жутко скучала. Тогда она и придумала таинственного старшего брата.
– Даша ничего о тебе не рассказывала. Я даже сейчас не уверена, что ты действительно её сестра. Может, ты и это придумала.
– Нет, это правда. Вот, – она вытащила из кармана и протянула Ленке помятую фотографию. – Это моя мама и её сестра. И мы с Дашкой.
Ленка взяла фото. Улыбающиеся, в коротких платьицах, совсем юные мамы стояли, тесно прижавшись друг другу, а перед ними так же, плечом к плечу, с серьёзными лицами стояли две девчушки. В той, что справа, Ленка узнала Дашу. А слева была Сашка. И они были очень похожи. Не как близняшки – один в один, а по-родственному, смягчённо и неуловимо.
– Ясно, – она вернула ей фотографию. – И зачем вы шифровались?
– Это я придумала. Обо мне никто не должен был знать. Такая шпионская игра, – она осторожно погладила снимок, словно живое существо. – Когда Дашка умерла, я сильно заболела. Все уже думали, что сойду с ума, а я вот оклемалась. Никто и не ожидал.
– Я правда ничего не могла сделать на том перекрёстке, – тихо сказала Ленка. – Каждый день думаю, а что, если бы позвала её, схватила за руку Она бы остановилась. Всего один шаг – и ничего бы не случилось.
– Ты ничего не могла сделать. Я знаю, – она медленно потянула ртом воздух, будто каждый вдох был болезненным. – Просто я злилась на тебя, что ты живёшь, а она нет.
– Сашенька, – худощавая женщина с измученным лицом заглянула в палату, – идём. Папа уже приехал.
– Мам, ещё пять минут. Хорошо?
Женщина, скользнув по Ленке тревожным взглядом, кивнула и так же бесшумно исчезла, закрыв дверь.
– Даже не удивляюсь воскрешению твоих родителей, – покачала головой Ленка.
Сашка понурилась, опять застучала дужками очков.
– Наговорила… Да, знаешь, когда ты в классе появилась, я тебя сразу узнала. И меня как кипятком ошпарило. Я тогда поняла, что ты должна умереть. Не знаю почему. Мне показалось, так будет справедливо.
– Тебе почти удалось.
– Лен, мне её так не хватает. Словно кусок сердца отрезали. И там теперь пусто.
– Мне тоже её не хватает, – порывисто вздохнула Ленка. – Ладно, Саш, иди. Тебя ждут.
– Лен, я не такая, – она подняла голову. – Запомни меня, пожалуйста, хорошей.
– Саш, я не знаю, какая ты, – тихо сказала Ленка.
– Ты права, – она нацепила залапанные очки и, хватаясь за костыль, встала. – Я пойду. Пока.
– Пока, – эхом отозвалась Ленка.
Сашка доковыляла до двери и остановилась, неловко примеряясь к дверной ручке.
