– Ты забыл? Тебе плевать на жизнь моего ребенка, потому что каждый за себя. Все правильно, так мы и живем. Ну и почему я должна думать о других?
– Это слишком большой грех, там, в комнате, пятьдесят детей. Они умрут, если ты убьешь меня.
– Я? Убью?
Маль задумалась, покачивая в руках поднос и безотрывно глядя в его перепуганные насмерть глаза.
– Ты и не собирался лечить моего ребенка. Ты изначально решил просто воспользоваться мной и выбросить на помойку. Отчего бы нет? Все так поступают с теми, кто помельче. В одном просчитался. Я не мелочь, и меня ты так не сбросишь. Поэтому вот что, старик, я тебя не убью. Не такая уж я и дура. Ты дашь мне лекарство.
– У меня больше не осталось, – затараторил он, хотя его глаза уже наполнились совершенно иным выражением.
Маль выпрямилась, не замечая, что надетая под платье майка прилипла к коже – она промокла в выступившей из подсохших порезов крови.
– Ты обрадовался. У тебя появилась надежда, – переступив с ноги на ногу и заставив его вздрогнуть от ожидания очередного пинка, сказала она. – Не обманывай меня. У тебя еще есть то, что мне нужно.
Выдержав этот долгий безумный взгляд, Рувим решил, что лучше не пытаться обмануть ее вновь. Он боязливо приподнял подбородок и оглянулся на один из своих шкафов.
– То, что тебе нужно там. А ведь ты могла и его разбить.
Маль не помогала ему подняться – она просто наблюдала за тем, как он вставал и хромал к шкафу. Под ее чутким присмотром у до смешного массивного и внушительного Рувима даже не возникло желания схитрить.
Он открыл дверцу и извлек из нее большую ампулу с темно-желтым веществом.
– Внутривенно. Это до жути больно, особенно когда начнет действовать, так что ты лучше привяжи ее к кровати на несколько дней – посоветовал он, тем самым показывая, что сам не будет в этом участвовать.
Маль приняла из его рук ампулу, но, вопреки его чаяниям, не ушла, а вновь направилась ко второму помещению. Она открыла дверь, вошла внутрь и тут же ее закрыла. Затем она опустилась на колени перед ближайшей кроваткой, на которой лежала светловолосая маленькая девочка.
Маль показала ей ампулу и спросила:
– Ты знаешь, что это такое?
Девочка торопливо кивнула:
– Да.
– И что же это?
– Укол.
– Тебе такой делали?
– Да.
– Когда?
– Вчера.
– Только один раз?
– Да.
– А обещали сделать еще? Кому-нибудь здесь обещали сделать еще?
– Нет.
Маль цепко разглядывала испуганную девочку. Это крохотное личико с темными глазками казалось ей смутно знакомым, но она не могла вспомнить, где видела ее. Ее ум был слишком истощенным и перевозбужденным, и она решила, что ей просто показалось.
Она поблагодарила ребенка, а потом вышла из комнаты, прикрывшись для верности все тем же подносом. Это было лишним – Рувим и не думал мстить ей.
Хельга действительно очень сильно страдала. Маль была вынуждена заплатить медсестре в одном из центров, сказав, что это контрабандное лекарство. У девушки не возникло никаких вопросов – главным условием для нее была оплата, на которую Маль не поскупилась. Все прошло быстро и гладко, но она сбежала сразу же, едва спрятав в карман деньги, и Маль ее не осуждала.
Так страшно ей не было никогда. Хельга плакала, не переставая, и Маль вспоминала об отваре из каких-то измельченных до неузнаваемости трав, который пил в те сложные дни Рувим. Теперь она понимала, что ее помощь понадобилась ему для того чтобы пережить болезненное время адаптации. У нее не было никаких трав, и она ни к кому не могла обратиться за помощью. Она лишь обтирала дочь мокрыми тряпочками и поила холодной водой, припоминая, что ему это тоже помогало.
Спазмы и судороги не имели никаких предпосылок – они начинались в самые неожиданные моменты и длились долгими минутами, истязая Хельгу болью и заставляя ее пронзительно кричать и хвататься за простыни.
Сколько сомнений успело поселиться в душе Маль за это время!
Рувим мог дать ей слишком большую дозу – количество, рассчитанное на взрослого. Он мог дать ей разбавленное лекарство. У него было множество возможностей обмануть или обхитрить ее, а девочка в комнате (та самая, чье лицо временами всплывало перед глазами и не давало покоя), могла просто сказать такие слова от испуга.
Однако на четвертый день боль пошла на спад, и Маль поняла, что Рувим ее не обманул – по крайней мере, в этот раз. Очевидно, ее поведение слишком сильно сбило его с толку. Он просто не ожидал, что она попытается разрушить его лабораторию, а его самого избить до полусмерти, и, боясь за свою жизнь, отдал ей правильную ампулу.
Страх отступил, оставив место облегчению и радости. Еще три дня Маль провела возле дочери, позабыв о себе и не заметив, как кровяная корка стала отходить от порезов и рубцов, а места заживающих ран начали зудеть и открываться. К концу недели, когда они обе были почти здоровыми, настал черед для другого беспокойства.
Маль долго сидела на кухне над стаканом водопроводной воды, не решаясь отдать его дочери. Она убеждала себя в том, что это необходимо, но потом трусость брала верх, и она думала, что лучше продолжать пить здоровую воду, а уж до отравленной девочка и так доберется, когда останется без матери. Зачем торопить события? Главное уже осталось позади. Доводы были разумными и логичными, но Маль знала, что не сможет спокойно попрощаться с жизнью, если не увидит, что Хельга действительно способна пить отравленную воду без риска умереть.
Она поднялась, взяла в руки стакан и прошла в комнату. Хельга доверчиво подняла глаза и улыбнулась.
– У меня больше нигде ничего не болит, – сообщила она. – Но пить я хочу.
– Возьми, – с замиранием сердца отвечая на чистый взгляд дочери, прошептала Маль.
Когда Хельга поднесла стакан к губам, ей захотелось вырвать у нее из рук эту посудину и разбить ее об стену. Страх перед водопроводной водой, внушавшийся с самого рождения, проснулся и заколотил кулаками по ее груди изнутри, норовя прорвать стену самообладания.
Малышка сделала первый глоток, и Маль застыла, парализованная необратимостью этого простого действия. Назад не повернуть.
Хельга выпила половину, а потом вернула ей стакан и улеглась на подушки. Маль вышла из комнаты, боясь услышать крик или всхлип, но пока что было тихо. Когда она вернулась, ее дочь игралась с платочком, завязывая его концы узелками и пытаясь натянуть на голову. Смерть больше не простирала к ней свои руки.
Маль обняла свою девочку, усадила к себе на колени и засмеялась от счастья. Она смеялась впервые за долгие годы.
Первая эйфория прошла, оставив другие вопросы. Маль дождалась прихода Син, и спросила, не знает ли она, где сейчас Фиц. Син сказала, что видится с ним каждый день. Она также сообщила о том, что Никон искал не появлявшуюся на работе Маль несколько смен подряд и только сейчас прекратил расспрашивать о ней всех других уборщиц.
