Казалось, что Саня спотыкается и шатается не от колченогости, а от сокрушительного прозрения.
Лёха не отвечал и только усмехался.
Возле горящего карьера он притормозил, положил бензопилу на дорогу, снял с ремня флягу и свинтил крышку. Чёрный плоский котлован лежал без огня, но во многих местах дымился.
– Может, бля, направить на деревню пал? – задумчиво спросил Лёха сам у себя. – Чо сгорит, власти выплату дадут. Уехать сможем. И Шестаков ничо не сделает.
Саня догнал Лёху и остановился сзади, тяжело дыша.
Лёха цыкнул зубом, глотнул водки из горла и вдруг закашлялся. В груди у него забурлило, он согнулся, повернувшись к Сане задом, и его начало толчками рвать водкой.
– А говоришь, не блюёшь, – презрительно сказал Саня.
Он двумя пальцами ловко вытащил из ножен на боку у Лёхи нож и перехватил рукоятку удобнее. Лёха отплевался, распрямился, вытер губы ладонью и повернулся к Сане, протягивая флягу.
Но Саня флягу не взял. Он спокойно, точно и крепко воткнул нож Лёхе в грудь – слева, лезвием между рёбрами. Лёха в изумлении открыл рот, выронил флягу, колени у него поплыли и ослабли, и он косо повалился на дорогу набок рядом с бензопилой.
– Папу в попу нельзя, баклан, – назидательно сказал Саня.
Он осторожно подогнул ноги, отставил палку и присел рядом с Лёхой, подобрал фляжку, побултыхал, проверяя, осталась ли водка, выпил и посмотрел на Лёху. В открытых глазах Лёхи плыл дым тёмный торфяного пожара. Саня пальцами надвинул Лёхе веки на глаза, спустил на свою ладонь рукав пиджака и обшлагом вытер ручку ножа, торчащего у Лёхи из груди. Крови на груди почти не было, только красная полоска едва-едва оторочила лезвие. Потом Саня обшарил карманы Лёхиных камуфляжных штанов и вытащил деньги, сигареты и брелок от автобуса.
– А говорил, падла, пустой скок, – задумчиво пробормотал Саня, рассматривая купюры.
Саня подобрал бензопилу, встал, осмотрел агрегат, открутил пробку и принялся трясти бензопилой над Лёхой, выливая бензин. Затем отложил пилу, взял Лёху за руку и потащил к горящему карьеру. Тело Лёхи оставляло широкую борозду. Саня не доволок приятеля до края котлована, бросил и принялся пихать вперёд палкой. Еле-еле у него получилось сдвинуть Лёху к чёрному рыхлому обрыву. Тело зависло, Саня ещё раз толкнул, и Лёха кувыркнулся вниз. Через секунду он выкатился на дно котлована, уже весь перепачканный сажей, и замер, картинно раскидав руки.
Саня ждал.
– Прости меня, раба многогрешного, господь наш Иисус Христос милостивый! – широко крестясь, торжественно произнёс он.
И тотчас Лёха, облитый бензином, вспыхнул. Загорелась одежда, волосы, а потом и весь чёрный торф вокруг Лёхи. Это казалось то ли колдовством, то ли небесной карой, потому что больше открытого огня нигде в котловане не было.
Саня облегчённо перевёл дух, поднял бензопилу и, опираясь на палку, поковылял к вышке, что темнела на фоне восхода.
38
Таймер отсчитывал последние секунды аудиофайла, когда Роман Артурович извлёк синюю пластиковую папку, достал из неё несколько распечатанных на принтере фотоснимков и протянул Кириллу. В правом нижнем углу снимков были обозначены дата и время. На снимках Кирилл увидел дымящийся карьер, потом, крупнее, – его дно, потом – чёрные, обугленные останки человека с коричневыми костями под коркой нагара. Так теперь выглядел Лёха Годовалов.
Значит, когда он, Кирилл, пил кофе с Лизой, ругался с Валерием и Гугером, искал автобус на полянах Фетова ручья, читал «Доношение» Павла Мельникова, Лёха лежал в карьере и потихоньку дожаривался.
– Снимки для милиции, – пояснил Роман Артурович. – А то ведь могут и вовсе не приехать. Такая у нас охрана правопорядка.
– Вы хотите сообщить в ментовку?
– Безусловно. Это тяжкое уголовное преступление. А вы, Кирилл, считаете, что можно наплевать на этих людей, если они люди только физиологически? Но я уверен, что подобные деяния нельзя оставлять безнаказанными, даже если эти деяния совершены с представителями, так сказать, низкоразвитой социальной и культурной страты.
– Вы принципиальный, Роман Артурович.
– Я человек культуры, Кирилл Алексеевич. А человек культуры соблюдает законы общества, потому что они – тоже часть культуры.
Кирилл понял, кого ему напоминает Роман Артурович. Подростком Кирилл смотрел фильм «Бунт на “Баунти”». Там рассказывалось, как в 1789 году взбунтовался экипаж английского парусника и высадил на шлюпке в океан капитана Блая и нескольких верных ему матросов. Бедолаги плыли-плыли и стали умирать от жажды. Тогда один матрос предложил товарищам убить его и выпить его кровь. И капитан Блай ответил: «Мы всё равно умрём, так что давайте, господа, умрём англичанами». Роман Артурович походил на капитана Блая.
– А что вы делали, когда эти законы нарушались? – желчно спросил Кирилл.
– Н-да, – печально кивнул Роман Артурович. – Наш пострел не везде поспел. Я поясню.
Роман Артурович устроился к Шестакову вполне официально, Шестаков даже не представлял, кого он взял на работу. Поэтому Роману Артуровичу приходилось делать всё, что было в обязанностях охранника и бодигарда. Вчера утром, когда Кирилл и Гугер обнаружили пропажу автобуса, в усадьбу завалился хозяин с гостями. Гости пили весь день, к вечеру осатанели, а ночью начались драки и разборки. Роман Артурович вёл себя как омоновец Ромыч: разнимал, утихомиривал, грузил пьяных в джипы. Двух самых буйных он усыпил выстрелами из пистолета – для них и зарядил оружие. Утром буяны всё равно не вспомнили бы, каким образом они уснули.
Отслеживать подопечных через телефоны Роману Артуровичу было просто некогда. Быстро отреагировать на драматический поворот событий, как получилось с дракой Кирилла и Лёхи, Роман Артурович не смог бы: он вообще не знал об угоне автобуса.
Не прошло и получаса после того, как последний джип укатил из усадьбы, в дверь к Ромычу замолотил Кирилл. Ромыч думал, что кто-то из очнувшихся гостей в хмельном кураже скомандовал возвращение, потому и встретил Кирилла с пистолетом в руке.
– Вы не представляете, Кирилл, как вы со стороны выглядели, – усмехнулся Роман Артурович. – У вас была то ли истерика, то ли приступ какой-то паранойи. Я поступил так, как счёл наилучшим, в пределах своей медицинской компетенции, конечно, – отправил спать.
– Я не в претензии, – хмуро ответил Кирилл.
Потом Роман Артурович завёл «крузер» и поехал туда, откуда прибежали Кирилл и Лиза, – на карьеры. Но доехал только до храма. Ведь Кирилл успел сказать, что преследователи находятся возле церкви. Роман Артурович остановил машину и заглянул в храм и обнаружил там Гугера и Валерия.
– Сложно описать, в каком они были состоянии, – рассказывал Роман Артурович. – Одним словом – в невменяемом. Признаться, я никогда не видел ничего подобного. Было ощущение спектакля, где бесталанные дилетанты изображают сумасшедших. Ваши товарищи, Кирилл, выли и рычали, разбрасывали мусор, бродили как слепые и ударялись о стены. На слова они не реагировали. И я тоже усыпил их. И привёз в усадьбу.
