— Сам выбрал такую стезю. Еще заяви, тебя заставляли мотаться по чужим землям. Ты у нас хотел исключительно спокойствия!
Степан хмыкнул.
— Есть разница, — согласился я, понимая, о чем он подумал. — То на пользу государству, а это вроде как во вред и против власти. Для себя. Хочешь верь, хочешь не верь, а больно и обидно было видеть, как ломают десятилетиями построенное. Не мое личное, а государственное могущество.
— А кто может обещать, что при нынешней августейшей особе все пойдет по вашему, правильному пути?
— Никто, — подтвердил я. — Надеюсь, я все же не столь крупно ошибся и сделал правильную ставку.
— На наших скачках, кажется, кобылка не токмо правильных кровей, но и не собирается менять наездника.
— Слова твои изрядно двусмысленны, однако прямо сейчас ничего не выяснить. Всему свое время. Просчитался — уйду. Сам, без нажима. А до времени так скажу: бросать цель, наткнувшись на первое препятствие, — ошибка. Но не меньшая ошибка — твердолобое следование выбранному курсу, когда смысл цели утрачен. Любая задача не должна становиться самоцелью — она меняется в процессе достижения. Путей в выбранном направлении множество.
— И у меня?
— А почему нет? Есть масса вариантов. Даст бог, ты все же не ждешь, что я сейчас вытащу пистолет и стрельну тебе в башку, где родилась такая глупая мысль.
— Ну не такая уж глупая, согласитесь.
— Убрать свидетеля всегда умно. Да не на моем месте. И не с тобой. Ты мне родич, пусть и не по крови, через Геннадия. Еще раз что-то подобное скажешь, обижусь и пойду к Екатерине. Попрошу тебя женить.
Он ошарашенно охнул. Такого уж точно не ожидал.
— А как же? Должен у меня кто-то остаться кроме дурня-воспитанника? Родишь сына, сразу после и закопаю.
— Шутите.
— Будем считать — чуть-чуть. А то гляди, давно пора.
— Вы, случаем, не забыли, что я мусульманин?
— И что? У нас межконфессиональный брак давно не запрещен, спасибо Анне Карловне.
— При условии воспитания детей в православной вере, если супруг или супруга пребывают в ней!
Если Петр Великий когда-то позволил пленным шведам с этим условием жениться, то почему другие законом не могут воспользоваться? Два венчания по соответствующим обрядам. Заодно достаточно жирная кость церкви и полная ассимиляция, неизбежная при таком браке. Женщина, выходя замуж за русского подданного, тоже становится подданной России.
Кстати, со старообрядцами та же история — бери любую, но, если православная, и дети в этой же вере должны вырасти. А если нет, то в старообрядческом духе воспитывают по закону. То есть будут они русскими, пусть муж или жена хоть Кришне молятся. Схема простая. А если приспичило католику взять за себя хоть в камни верующую, пусть самостоятельно выясняют, в какой вере дети вырастут.
Однако реальность всегда сложнее законодательства, поскольку затрагивает интересы конкретных людей с их личными пристрастиями. Государства не касается, хотя чую, рано или поздно до суда разбирательство непременно дойдет. Моряки и на англичанках, и на француженках с итальянками женились. Среди офицеров тоже всякие попадаются.
— Ну извини, веротерпимость тоже имеет определенные границы. На Востоке совершенно нормальное дело иметь наложниц любой веры, зато детей делают мусульманами. Тебя это не возмущает?
— Поскольку я не девка, никогда не задумывался о таком обороте, — неожиданно честно сказал Степан-Ахмет.
— Вот сознался бы, мол, не встретил еще такую, чтобы кровь горела, — я бы понял. А это все отговорки глупые. Да лазить в спальню князя Урусова, пока тот на службе, наглости хватает.
— Откуда вы знаете?!
— Я разве не в курсе, в чей гарем ты в Стамбуле ходил. А в Киеве или Петербурге с Москвой для меня до недавнего срока тайн не существовало.
— Вот же скотина ваш Перфильев, — без особого осуждения бурчит. — Хуже Брандта. Тот хоть в лицо не улыбается, когда за спиной донос строчит.
— Он долг свой честно исполняет, наблюдая за противоправными действиями.
— Губернаторства будто мало.
— Короче, переходим к насущным проблемам. А конкретно, какие у тебя варианты дальнейшей жизни. Вот самый простой. — Я извлек из стола вкладные билеты, полученные от Гейслера. — Здесь двести тысяч рублей. Берешь их, отправляешься в родную деревню. — На самом деле их две рядом, подаренные в незапамятные времена отцом и мной для того, чтобы не чувствовал себя зависимым. Он там, по-моему, ни разу не появлялся. — И занимаешься сельским хозяйством, пока не поумнеешь и не женишься.
— Мне шутка нравиться уже перестала.
— А я вполне серьезно! Впрочем, не заставляю выезжать в поместье. Можешь болтаться и в Киеве, раз уж наловчился гулять с чужими женами.
— И почему есть ощущение, что существует гораздо более привлекательный вариант? — вроде бы не ко мне обращаясь, спросил он.
— Есть. Только не знаю, насколько приятный. Никогда тебя не спрашивал: как относишься к правителям Бухары?
Он явно насторожился и медлил с ответом, ища подвох.
— Даже не знаю… Мангыты мне ни с какого боку не близкие. Мать из туркменов. А с ханами там изрядная чехарда, но подробностей я не знаю. Когда Абулфейз-хана убили, еще мал был, а потом уже в России жил.
— Дело в том, что происходящее там и по соседству давно уже можно характеризовать лишь одним словом: бардак. Сначала в те места занесло неугомонного персидского Надира, потом в Коканд приходили джунгары. После гибели шаха Бухару и Хиву подчинили наши калмыки. Кроме борьбы за власть над казахами и киргизами в результате внутренних междоусобиц и гражданской войны джунгары позволили вмешаться в свою драку китайцам. При этом пришельцы так замечательно поучаствовали в распре, что джунгаров почти и не осталось, разве что десять тысяч кибиток ушли на Волгу, в Калмыцкое ханство. Но тем особо не до помощи, они сами увязли в Персии. Туркмены вечно колеблются и присутствуют в армиях практически всех ханов.
Кажется, я заговорился. Он если не в курсе подробностей, то общую картину представляет. Пора закругляться.
— В общем, если чуть отойти от наших крепостей возле Каспия или казачьих линий, вопреки обязательствам из-за постоянных войн отсутствует малейший порядок. К власти в Коканде, Бухаре, Хиве в очередной раз пришли группировки, воинственно настроенные по отношению к нам. Российские купцы, а также сотрудничающие с русскими неоднократно всячески притеснялись и несут немалые убытки.
Извлек карту из тубуса, привезенного по моей просьбе из дому, и разложил ее на столе, придавив при помощи внимательно слушающего Найденова разными тяжелыми предметами по краям.
— Смотри. Сибирская линия укреплений занимает огромную территорию от Урала до Алтая. На самом деле их несколько. Вот здесь проходит южно-сибирская оборонительная. Опорных пунктов и крепостей добавилось в последние десятилетия, и эффективность прикрытия границы выросла. Важнее другое. Когда джунгаров выбили, китайцы не стали там оставаться. На какое-то время возникла пустота, в которую неминуемо должны были сызнова втянуться кочевые племена. Российское правительство это не устраивало. Уж больно благодатная ситуация создалась, когда все соседи в раздрае, сил занять опустевшую территорию нет ни у Бухары, ни у Коканда, едва отбившегося от нашествия китайцев с юга.
