– Кто-нибудь скажет, за что мне назначено такое наказание?
– О чем ты, Студент? – с невинным видом поинтересовался Моряк.
– Мне из номера нельзя выйти! Газетчики под дверьми караулят, девицы хватают за руки и тащат домой, местные профсоюзы приглашают на митинг!
– Это хорошо, интернациональная работа всегда была почетной! Не отказывайся, порадуй английский пролетариат.
Олег аж скрежетал зубами и рассерженно выкрикнул:
– Я не командир и не хочу незаслуженной славы!
Лейтенант обнял его за плечи и тихо сказал:
– Терпи, ты выполняешь очередное задание.
– Слушать хвалебные речи в свой адрес, да?
– Совсем дурак? Славят не тебя, а нашу Родину! И благодарят не тебя, а Красную Армию! – строго заметил Моряк.
– Не в этом дело! Мне не по чину стоять впереди вас!
– Пойми ты, бестолочь, нам нельзя высвечиваться!
Лейтенант снова обнял Олега:
– Через годик закончится война, вернешься в Ленинград, женишься и будешь рассказывать детям о прыжках с парашютом. А мы продолжим свою борьбу.
– Ты сейчас вроде громоотвода, защищаешь нас и пленных от ненужного внимания, – добавил Моряк.
Нельзя сказать, что все сказанное Олегу понравилось, но суть он понял и стоически принимал на себя вспышки фотокамер. С интервью было намного хуже, пришлось выдумать историю о сопровождении некоего важного груза. Затуманив под этим предлогом порты отправления и назначения, он приврал о ночном взрыве, тем самым ушел от вопросов о подводных лодках или самолетах.
Военно-морской атташе укатил в Лондон, взяв с собой пленных немцев, а отряд получил двух переводчиков с билетами на поезд. На первый взгляд незатейливая рокировка, но если заинтересованный человек будет следить за отрядом через сообщения в прессе, то подмена останется незаметной. Зато Олег снова встал на дыбы, на этот раз из-за билетов.
– Почему мы едем в Глазго, причем с двумя пересадками? – вцепился он в переводчиков.
– Во-первых, отсюда нет прямого поезда, во-вторых, в Манчестере, Ливерпуле и Глазго запланированы масштабные митинги в поддержку Красной Армии.
Олег обреченно вздохнул и попытался поставить условие:
– В таком случае выступайте с трибуны вместо меня.
– Вы совсем оторваны от жизни. Митинги крайне необходимы, во время проведения английский пролетариат собирает для нас деньги, – пояснил переводчик.
– Месяц назад здесь был летчик. На митинге в его честь рабочие собрали по шиллингу, а мы купили танковый полк, – добавил второй.
Пояснение реально шокировало Олега. В двадцать первом веке международная солидарность трудящихся перешла в разряд напрочь забытых понятий, и он повинился:
– Извините, ребята, я думал только о себе.
Когда отряд садился в поезд после митинга в Ливерпуле, Лейтенант протянул газету. На первой полосе огромное фото, где плененные немцы радостно смеются на фоне пассажирского варианта «Пе-8». Чуть ниже два портрета в форме СД с генеральскими погонами. Олега неприятно кольнул факт отлета, но спросил он другое:
– Что по этому поводу написала союзная пресса?
– Заголовок гласит: «Советские разведчики возвращаются в Москву», текст с колкими замечаниями в адрес Гитлера.
– Почему они смеются, или перед съемкой кто-то рассказал смешной анекдот?
– Вполне естественная причина, – пожал плечами Лейтенант. – Война окончена, военных преступлений они не совершали, а сотрудничество исключает лагерь военнопленных.
После Глазго отряд переехал в Эдинбург, где состоялся последний митинг солидарности. Вечером маленький автобус привез отряд на аэродром, где прогревал моторы давешний «Пе-8», а немцы скромно сидели у входа. Шестичасовой полет до Москвы тянулся целую вечность. Особенно мешала кислородная маска, под которой потел подбородок и нестерпимо чесался нос.
Глава 13
Поворот в неизвестность
Снова Центральный аэродром и скомканное расставание с друзьями. Немцев увезли отдельно, знакомая машина с надписью «Связь» забрала Кайсу. Затем приехали сразу две легковушки. Шофер вылез из почти любимого «ЗиС-101», помахал ручкой и укатил на «эмке». Моряк самодовольно хохотнул и ткнул Олега кулаком:
– Садись за руль, настала пора тщательнее распробовать французский «Бисквит».
– Начальство повысило нас почти до самого верхнего уровня, – поддержал командира Лейтенант.
– А как определить «самый верхний уровень»? – поинтересовался Олег.
– Охрана на летном поле и машина сопровождения, – серьезно ответил Моряк.
– Я бы предпочел стенографистку для составления отчета.
Напоминание о предстоящей писанине нисколько не ухудшило настроения командиров. Они идейные борцы за пролетарское братство и горды причастностью к акциям за линией фронта, равно как за границей. Поэтому повышение в неписаной табели о рангах для Моряка с Лейтенантом важнее дополнительных шевронов. Чего греха таить, Олегу тоже было приятно, в признании руководством их профессионализма есть и его маленький вклад.
После трехдневного «размагничивания» Олег предстал перед куратором. Тот сухо поздравил с выполнением заданий и отправил к армейскому комиссару. Предчувствие похвалы оказалось необоснованным. Усадив молодого капитана на табурет, комиссар устроил капитальный разнос. Олега обвинили в политической близорукости и полном непонимании политики партии и правительства.
После получасовой нотации на тему солидарности трудящихся и обязанности каждого комсомольца пропагандировать за границей советский образ жизни Олег таки въехал в суть проблемы. На него пришла жалоба от переводчиков! Разозлившись, он с трудом удержался от язвительного замечания по поводу немецких пролетариев с винтовками, но сумел взять себя в руки.
– Жалоба наркомата иностранных дел будет вложена в твое личное дело, поэтому на ближайший год о вступлении в партию можешь забыть.
Как и большинство молодежи двадцать первого века, Олег был аполитичен. На фига ему партия, тем более коммунистическая! Несправедливый разнос с высосанной из пальца кляузой привели в бешенство. Он встал, желая послать подальше партию с выдуманными доносами, но успел лишь открыть рот.
– Садись, капитан. – На этот раз армейский комиссар заговорил спокойно, даже по-дружески. – Понимаю твое огорчение, но прежде чем лечь ко мне на стол, бумага прошла по высшим инстанциям. Я обязан отрапортовать, а ты терпеть. Бей врагов, а наградами не обойдут.
Напутствие несколько успокоило, дало понять, что перед ним человек с чувствами, а не чурбан в погонах. Вместе с тем Олег был вынужден признать собственную ошибку. Нет, не в разговоре с сотрудниками посольства, а поведенческую. У него нет обратного пути в двадцать первый век, и пора приноравливаться к советским реалиям. Ляпни он сейчас свой антипартийный протест, и все, пешая прогулка на Колыму гарантирована. Достанется не только ему, Моряку с Лейтенантом тоже не поздоровится, как минимум отстранят от работы во вражеском тылу. И товарищей по отряду не обойдут вниманием. Олег не заметил, как вошел в кабинет куратора.
