Она права. Я бросаю весло, стягиваю перчатки и тоже начинаю с трудом распутывать холодные, мокрые шнурки.
Ниель связывает ботинки вместе, стягивает с себя детский спасательный жилет и вешает ботинки на шею. Опускает ноги в воду и ахает.
– Ого! И почему мы не на коньках кататься сюда пришли?
– Еще неделя, и можно будет кататься, – отвечаю я, стуча зубами.
Мы оба смотрим на полоску воды футов в двадцать, которую нам предстоит переплыть.
– Хреново, – выдыхаю я.
– И не говори.
Ниель затягивает жилет на груди, перегибается через борт и соскальзывает в воду. Лодка тем временем уже почти затонула. Стараясь не уйти под ледяную воду с головой, я следую примеру Ниель – вот только жилета у меня нет.
Как только я погружаюсь в воду, воздух выходит из легких и мускулы затягиваются в узлы. Я бью ногами, выбрасываю руки над головой и плыву кролем. Совсем не чувствую, что двигаюсь, – наверное, потому, что вообще уже ничего не чувствую. Стараюсь не спускать глаз с Ниель, чтобы не проглядеть, если она вдруг начнет тонуть.
Она вытягивает руку, пытаясь ухватиться за лесенку у пирса. Я подталкиваю ее, она хватается за лесенку и подтягивается. Я держусь за перекладину, пока Ниель кое-как выбирается на пирс. Все ее тело сотрясает неудержимая дрожь.
Я выбираюсь следом за ней и часто-часто моргаю, видя, как она стягивает мокрые джинсы, под которыми у нее белые кружевные трусики. Я понимаю, зачем она это делает, но все-таки это как-то неожиданно.
Я бегу или, точнее, ковыляю к пикапу. Ниель, к счастью, оставила ключи в замке зажигания. Я вскакиваю в машину, завожу двигатель и включаю печку на полную мощность – пусть все внутри хорошенько нагреется.
Когда я возвращаюсь к Ниель, ее одежда уже валяется мокрой кучкой на досках, а она сама свернулась клубком в спальном мешке и дрожит так, что мне слышно, как у нее зубы стучат.
Даже не спрашивая ничего, я наклоняюсь и беру ее на руки вместе с мешком. Быстро, как только могу, тащу к пикапу и усаживаю на пассажирское сиденье. Бедняжка не издает ни звука, не считая тихого мычания сквозь колотящиеся зубы.
У меня уже все тело ломит и руки-ноги не гнутся, когда я бегу обратно к пирсу за ее одеждой и своим спальным мешком. Я уже как будто не в себе и думаю только о том, как бы поскорее выбраться отсюда – одно это и заставляет меня двигаться.
Кидаю одежду Ниель в кузов пикапа и тоже раздеваюсь до трусов. Мне даже теплее делается, когда я остаюсь почти голым на морозе: все лучше, чем в промокшей насквозь одежде. Закутавшись в спальный мешок, забираюсь в машину.
Ниель с головой спряталась в свой мешок. Я не вижу ее лица, но по-прежнему слышу, как она дрожит.
Нужно немножко подождать – вряд ли я смогу вести машину, когда меня так колотит; хотя если сидеть тут, все равно быстрее не согреешься. Наконец, почувствовав, что уже в состоянии действовать, я разворачиваю пикап в ту сторону, откуда мы приехали.
Выбравшись на главную дорогу, еду дальше наугад – я ведь спал, когда мы повернули в сторону лагеря. Через минуту вижу знакомый дорожный знак и сворачиваю на дорогу, которая ведет к моему дому.
Печка наконец-то начинает дышать горячим воздухом, и я потихоньку оттаиваю. По крайней мере, руки на руле уже не сводит судорогой. Но холод проник до костей, и я никак не могу унять дрожь.
Оглядываюсь на Ниель – она укуталась в спальный мешок с головой, только большие синие глаза выглядывают.
– Извини, что выбрала «Титаник» для плавания в арктических водах, – негромко говорит она.
Я невольно улыбаюсь:
– А я даже не успел объявить себя королем Вселенной. Такое чувство, что меня надули.
– Да мы вообще упустили все веселье – и позирование голышом, и жаркий секс в кузове твоего грузовика. Хотя и так почти догола разделись.
Ниель косится на меня краем глаза. Я чувствую, что она улыбается там, в мешке. Ну да, я отлично помню, что на ней нет ничего, кроме трусов и лифчика. Не до такой все же степени я замерз.
– Давай-давай. Издевайся. Когда-нибудь тебе это аукнется, – с улыбкой заявляю я. – Как ты там? Согрелась хоть чуть-чуть?
– Как фруктовое мороженое, – отвечает она, и я смеюсь.
Солнце уже высоко, но еще слишком рано для нормальных студентов, чтобы вылезать из постели в выходной, разве что кто-нибудь сейчас еще только домой пришел. На парковке, когда мы туда въезжаем, нет ни души.
– Идти можешь?
Она кивает.
– Ладно. Готова? – Я отдаю Ниель ключи от своей квартиры, и она бежит к двери. Босые ноги торчат из черного спального мешка. Я сгребаю одной рукой нашу одежду, другой придерживаю на груди спальный мешок и иду следом.
Войдя в квартиру, я слышу шум воды в душе.
Закидываю всю одежду в стиральную машину с сушилкой, засыпаю порошок. Сообразив, что Ниель не во что будет переодеться, подыскиваю для нее толстовку и спортивные штаны.
Стучусь и тихонько приоткрываю дверь в ванную:
– Я тебе тут оставлю сухую одежду, хорошо?
– Спасибо, – отвечает она из-за занавески.
Я не задерживаюсь. Но очень трудно не думать о том, как она стоит там за этой занавеской, без трусов и лифчика – они уже валяются на полу моей ванной. Я отгоняю от себя мысль о голой Ниель, пока эта мысль не превратилась в настоящую пытку.
Я так и сижу, закутавшись в спальный мешок, пока Ниель не выходит с мокрыми волосами, закрученными в узел на затылке. И на ней… на ней моя одежда. Я ухмыляюсь. Одежда ей ужасно велика, но на ней все смотрится хорошо. Да пусть хоть все время носит мои шмотки – ничего, я бы привык.
– Твоя очередь, – говорит Ниель, забирается в мою постель и натягивает простыню до самого носа.
– Лучше тебе? – спрашиваю я.
Но глаза у нее уже закрыты. Я улыбаюсь и иду в ванную.
Когда я выхожу из душа, она тихонько посапывает. Из-под простыни одна макушка торчит.
Я бросаю нашу одежду в сушилку и думаю – отвезу Ниель домой, когда проснется.
Все тело до сих пор ноет. Не помню, чтобы я когда-нибудь чувствовал такую усталость. Я забираюсь в постель с другой стороны кровати.
Губы у меня медленно раздвигаются в улыбке, когда я смотрю, как Ниель лежит, укрывшись пледом, и ровно дышит. Отворачиваюсь, заматываюсь в одеяло и все время чувствую тепло ее тела у себя за спиной, хоть мы и не касаемся друг друга. Глаза закрываются сами собой, я опять думаю про второй шанс. Нетрудно понять, что именно я загадал: вот она, эта девушка, лежит рядом.
Райчел
Лето накануне четвертого класса. Июль
– По-моему, это мне надо быть певицей. Райчел, ты же поешь, как полудохлая кошка, – говорит Рей, стоя за старым барабаном, перемотанным изолентой.
