– А я теперь каждый раз, глядя на звезды, буду думать о тебе, – говорит Николь, крепко сжимая мою руку.
– Это не так уж и плохо.
Над нами проносится тонкая светящаяся полоска. Мы одновременно вскидываем руки и показываем на нее.
– Загадала? – спрашиваю я. – Ну вот. Теперь ты изменишься: станешь той дикой, сумасшедшей, непредсказуемой девчонкой, какой всегда хотела быть.
Николь тяжело вздыхает.
– Девочки! – зовет мама с задней террасы пляжного домика. – Идите-ка в дом. Только простудиться еще не хватало. Сколько можно там торчать?
– А разве мы не за этим сюда приехали – свежим воздухом дышать? – возражаю я.
– Райчел, – строго говорит мама.
– Иду, – отвечаю я. – Ну во-о-от, так всегда.
– Ничего страшного, – утешает меня Николь. – Правда ведь, холодно уже.
Я сажусь:
– Да, холодно! И поэтому нам надо срочно выпить горячего шоколада!
Глава 21
– Скажи мне, ну пожалуйста! Кто такая Ниель Престон? – снова спрашиваю я.
Не знаю, сколько прошло времени, но мне кажется, что мы уже целый час молча смотрим друг на друга.
Ниель подтягивает колени к подбородку, обнимает их, все так же сидя на поросшей мхом поляне. И говорит:
– Обман, который я хотела сделать правдой.
– А по-моему, Ниель Престон настоящая. Как она может быть обманом?
Она закрывает глаза, на ресницах у нее блестят слезы. Мне хочется дотронуться до нее. Обнять. Но, боюсь, тогда я так и не узнаю того, за чем пришел.
Ее голубые глаза, полные боли, встречаются с моими.
– Я не хотела больше жить своей жизнью. Не хотела, чтобы было так больно. И тогда… тогда я стала той, кого себе загадала.
Она опускает глаза и вздыхает так, словно хочет с этим вздохом выпустить свою боль. Из ее слов ничего не понятно. Не знаю, что эта девушка действительно вспомнила, а что еще остается частью того обмана, в который она заставила себя поверить.
– Ты меня узнала в ту ночь, на вечеринке в честь Хеллоуина?
– Не сразу. Ты изменился, – говорит она и закусывает губу. – Но когда я поняла, что это ты, то сначала старалась держаться подальше. Очень старалась. Ты же напоминал мне обо всем, что нужно было забыть. Но в то же время мне так хотелось увидеть тебя снова. Вот и пришлось заново знакомиться с тобой, как в первый раз.
– А что случилось с Николь? – спрашиваю я.
Где-то по дороге к этой поляне я набрался мужества прояснить ситуацию до конца, твердо вознамерившись получить ответы на все вопросы. Не могу сказать, чтобы это было легко – видеть, как она вся сгорбилась, сжалась, словно бы желая исчезнуть совсем. Но если я собираюсь за нее бороться, она тоже должна бороться за себя, хотя я и не знаю, за которое из двух своих воплощений.
Ниель опускает голову на руки, разглядывает мох:
– Что случилось с Николь? Я загадала, чтобы ее больше не было.
Она печально вздыхает. Я все еще ничего не могу понять из ее таинственных ответов. Что, если она уже так долго живет в плену своего обмана, что не может найти выход?
На плечо падает капля дождя. Я поднимаю голову: небеса решили, что сейчас самое время разверзнуться над нами. Вот так всегда.
– Идем в дом, – предлагаю я и подхожу, чтобы помочь ей подняться.
Ниель натягивает носки, ботинки и опирается на мою руку.
Дождь набирает силу, и мне хочется перейти на бег. Но Ниель идет медленно, ничего не замечая. Полог из ветвей вечнозеленых деревьев прикрывает нас от ливня. Но все равно мы мокнем.
– Почему ты загадала, чтобы Николь больше не было? – спрашиваю я через минуту.
Она молча идет рядом, опустив глаза в землю, и от этого молчания у меня перехватывает горло.
Затем Ниель наконец поднимает на меня глаза с какой-то странной улыбкой, словно не понимает, почему я об этом спрашиваю.
– Николь… Та девушка, которой я была, всегда делала то, чего от нее ждали окружающие. Она была ненастоящая, и я больше не хотела ею быть. – Ниель закусывает губу, чтобы не заплакать снова. – Так тяжело было ее вспоминать. То, какой я когда-то была. Но я не она. Николь больше нет. Потому что…
– Потому что ты начала все сначала, – договариваю я за нее. – И это неплохо, наверное. Надеюсь, ты стала счастливее, когда превратилась в Ниель?
Ниель останавливается и поворачивается ко мне. Глаза у нее блестят.
– Да, – выдыхает она. – Стала. Но что, если это не настоящая я? Что, если я так хотела быть Ниель, что по пути потеряла себя?
Я протягиваю к ней руку. Расстояние между нами, как пропасть, и я больше не могу этого выносить. Она не противится, когда я обнимаю ее.
– По-моему, ты вовсе не потеряла себя. Просто позволила себе стать той, кем всегда хотела быть. И это делает тебя счастливой, – говорю я, целуя ее в макушку. – И меня ты тоже сделала счастливым. В общем, для меня ты – это… ты. Именно та, какой и должна быть.
Ниель пристально смотрит на меня. На лице у нее мелькает тень улыбки, капли дождя смешиваются со слезами.
– Я так по тебе скучала, Кэл.
– И я тоже по тебе скучал, – говорю я и целую ее мягкие, влажные губы. – А теперь объясни: почему я должен снова потерять тебя через столько лет?
Она отстраняется, вытирая слезы со щек, и качает головой. Говорить о самом больном – к этому она еще не готова.
Мы идем дальше. Мне не хочется больше ни о чем ее спрашивать. И на это-то еле хватило духу. Тревога так сжимает грудь, что странно, как я еще могу дышать.
– Дело в том, что я дала слово. – Шепот Ниель еле слышен за шумом дождя. – Правда, это было уже очень давно.
Она останавливается лицом ко мне на опушке леса, откуда виден дом; руки у нее сжаты в кулаки.
– И до сих пор должна его держать? – спрашиваю я.
Видно, как оба «я» разрывают бедняжку надвое, когда она пытается найти ответ.
– Понимаешь, Кэл, я держала слово так долго, что теперь не знаю, как его отпустить. – Она закрывает лицо руками и всхлипывает.
Плечи у нее вздрагивают с каждым мучительным вздохом, и у меня нет сил на это смотреть. Я ведь тоже не железный. Как только моя рука касается ее плеча, Ниель падает мне в объятия, потому что ноги ее уже не держат.
– Все хорошо, – утешаю я, крепко прижимая ее к себе. – Можешь не говорить, если не хочешь.
– Я скажу, – бормочет она, уткнувшись в мою мокрую рубашку. – Мне самой нужно выговориться. Просто… это очень больно. Так больно до сих пор.
Хенли громко лает. Через голову Ниель я вижу, как к дому подъезжает мамина машина. Ниель поворачивается лицом в ту сторону, все еще прижимаясь ко мне. Мы стоим неподвижно и смотрим, как автомобиль останавливается и из него выходят мама и Рей.
