– Как так? Почему в жене?
– Жена Теллера больна туберкулезом. Оттого ему постоянно требуются деньги на лечение. Если Теллер потеряет работу и не сможет находить средства для лекарств, она умрет. Сейчас он копит деньги, чтобы отправить ее в Швейцарию, в альпийскую клинику. Именно поэтому я совершенно доверяю ему – он вынужден служить честно и боится потерять место.
Я повернулся к Елисееву и с изумлением покачал головой:
– Но ведь вы собираетесь уволить его после открытия магазина. Вы сами так сказали недавно.
Миллионер пожал плечами:
– Да.
– Он лишится места, средств к существованию. И его жена умрет.
Елисеев поставил фонарь на землю и принялся неумело отряхивать колени – было видно, что обычно не сам он чистит себе одежду.
– Разве не так, Григорий Григорьевич? – переспросил я.
Елисеев поморщился. Свет фонаря, падавший снизу на его лицо, вдруг придал чертам миллионера сходство с хищной птицей.
– Я забочусь о своих сотрудниках, Владимир Алексеевич. В том числе о старых и больных. Но я не могу заботиться обо всем народе России. Работай она у меня – ей полагалось бы вспомоществование за мой счет. А так… В любом случае Теллер получит почетную отставку с крупной суммой выплаты и прекрасным рекомендательным письмом. Думаю, ему не составит труда найти себе новое место в самом скором времени.
– А если нет?
Елисеев поднял фонарь.
– Хорошо, – сказал он, не глядя на меня. – Я подумаю об этом после нашего возвращения. Пойдемте дальше.
Так мы и сделали.
Судя по тону и выражению лица, миллионер просто решил закончить разговор. Решение по Теллеру он уже принял и, похоже, не собирался его менять. Конечно, сам старший охранник мне категорически не нравился. Но теперь я хотя бы понимал причины его поведения. И, честно говоря, они не казались мне более абсолютно отвратительными. А как бы вел себя я сам на его месте? – подумал я. – В вечном страхе потерять место, в ситуации совершенно необычной секретности объекта и при постоянных попытках эту секретность нарушить?
Но потом я вспомнил несчастную Веру Мураховскую, лежащую на каменном полу магазина с вывернутой шеей. Нет, должно было найтись другое решение, при котором честь девушки и ее отца не пострадала бы.
– Что там? – спросил меня Елисеев, качнув своим фонарем.
Я как будто очнулся – впереди чернело большое пятно, которое при приближении оказалось выходом в заброшенный рукав канализации. Правда, долго блуждать по нему не пришлось – вскоре я наткнулся на ржавую железную стремянку, которая вела вверх – к люку.
– Не рассыпется под нами, как думаете? – спросил я.
– Не знаю, – ответил Елисеев. – Но ведь выбираться как-то надо.
Он первым полез наверх, долго возился с люком и наконец спустился, весь измазанный землей и ржавчиной.
– Не могу открыть, – сказал он отдышавшись. – Слышу сверху шум улицы. Попробуйте вы. Вы же силач, Гиляровский!
Хмыкнув, я медленно поднялся по стремянке, опасаясь грохнуться с нее. Оглядев люк изнутри, я понял, что действовать со всей дури тут не получится – просто лестница не выдержит, если я начну толкать этот люк. Я повертел головой, в поисках какой-нибудь палки, чтобы сделать из нее рычаг, но ничего не обнаружил. Приходилось рисковать.
– Григорий Григорьевич, – позвал я, – дайте мне ваш галстук.
– Зачем? – спросил меня снизу Елисеев.
– Попробую вышибить этот люк, хочу кулак обернуть, чтобы сильно не расшибить пальцы.
– А! Сейчас.
Он стянул с себя серый с перламутровым отливом галстук и передал мне. Обернув его вокруг кулака, я примерился и ударил в край люка. Лестница треснула и чуть просела, так что я едва удержался на ней, но дело было сделано – край люка отошел вверх и сквозь него проник луч солнца.
– Ага! – воскликнул Елисеев. – Получилось! А я-то думал, что придется возвращаться обратно.
Укрепившись ногами поудобней на перекладине, я с трудом отодвинул чугунный люк – стало так светло, и фонари больше были не нужны.
– Полезли? – пригласил я.
Наконец мы снова оказались на поверхности под палящими лучами летнего солнца. Проходившие мимо люди отшатывались от наших перепачканных фигур. Какой-то господин в светло-сером костюме и соломенной шляпе вдруг остановился как вкопанный, увидев Елисеева.
– Григорий Григорьевич? – робким голосом спросил он. – Вы ли это?
– Нет! – сердито ответил миллионер. – Это не я. Проходите!
Мы вернулись в магазин, стараясь не обращать внимания на прохожих, которые спешили обойти нашу парочку. Елисеев стремительно ворвался в торговый зал, вызвав настоящее оцепенение продавцов – при виде хозяина, измазанного в земле, с растрепавшимися волосами, сотрудники, повторявшие за учителем очередное «ву ле вуз», вдруг остановились с раскрытыми ртами, издав короткое угасающее мычание. Елисеев замедлил шаг, потом остановится. Он передал мне свой фонарь и пригладил волосы.
– Всем штраф по пять рублей со следующего жалованья, – громко сказал он, – За то, что отвлеклись от работы!
Это объявление произвело поистине магическое действие. В один момент «картинка» ожила – хор голосов, повторявших за учителем французские фразы, снова обрел единство и мощь. Елисеев кивнул и пошел вперед, не глядя более по сторонам.
Навстречу нам спешил белый как мел Теллер.
– Григорий Григорьевич! – начал он. – Как я могу обеспечивать вашу безопасность при таких обстоятельствах?
Но Елисеев только махнул рукой.
– Немедленно заделать все дыры! – приказал он старшему охраннику. – И доложить мне сегодня вечером. Выполняйте.
Теллер непроизвольно щелкнул каблуками. И я подумал, а не проверить ли подробнее твое прошлое, голубчик? Ведь по виду и повадкам ты – из военных. Так каким же образом оказался ты в охранниках – пусть даже и старших? Мы с Елисеевым поднялись по ступеням из серого камня на два пролета и оказались в широком коридоре, обшитом темными дубовыми панелями. По обеим сторонам шли двери без каких-либо табличек или номеров. Коридор упирался в большие двустворчатые двери, застекленные сверху донизу. Елисеев решительно направился к ним и, приоткрыв створку, крикнул:
– Трофим здесь?
Я услышал стук отодвигаемого стула и чей-то голос, ответивший Елисееву:
– Я здесь, Григорий Григорьевич!
– Номер в Сандунах на двоих живо!
– Может, сразу всю баню снимем? – спросил я вполне невинно.
Елисеев повернулся ко мне, но только хмыкнул. Потом задумался и поманил меня.
– Владимир Алексеевич, хочу вам кое-что показать. Не возражаете?
Я кивнул. Войдя вслед за Елисеевым в просторное конторское помещение, стены которого также были обиты дубовыми панелями, я поставил мешавшие теперь фонари на первый попавшийся стол и осмотрелся. Окна в помещении были прикрыты толстыми гардинами, чтобы уменьшить яркий солнечный свет, а распахнутые форточки не давали достаточно воздуха. Изнутри окна были забраны тонкой стальной решеткой, выкрашенной в светло-бежевый цвет.
