Я замялся, уже понимая, с кем имею дело.
– Госпожа Теллер, если не ошибаюсь?
– Баронесса фон Теллер, – произнесла она.
Вот как! А наш-то цербер – животинка благородных кровей!
– Давайте поднимемся ко мне, – предложил я. – Здесь неудобно разговаривать.
Но жена барона-охранника только отрицательно покачала головой:
– Я не хочу идти к вам. Посещение вашей квартиры может быть превратно истолковано.
– Кем? – удивился я. – Вашим мужем?
Она пожала плечами.
– Ну, хорошо, – сказал я и отослал Илью на двор, чтобы он не подслушивал. – Простите, не знаю вашего имени-отчества.
– Мария Сергеевна.
– Мария Сергеевна. Я вовсе не хочу ничего плохого для вашего мужа. Несколько дней назад я про него и не слыхивал. И, честно говоря, меня самого удивляет то, с каким предубеждением он отнесся ко мне с первого же раза. Он рассказывал, как угрожал мне револьвером при нашей первой встрече?
Баронесса слабо пожала плечами:
– Я не заставляю мужа рассказывать мне обо всем, чем он занимается. Я просто знаю, что его работа связана с опасностью. Так было всегда – с первого дня нашего брака. Его работа всегда была связана с опасностью. Вероятно, вы сами дали ему повод для такой угрозы.
– Не спорю, – согласился я. – Повод был.
– Вот видите! Именно поэтому я требую от вас, оставьте ваши штучки, господин репортер. Вы ищете только сенсации, не замечая, что ходите по живым телам. Это все, что я хотела вам сказать. Если вы честный человек, то послушаете меня, женщину. Если вы бесчестный, вы будете наказаны Господом, если не людьми.
Она выпрямилась, и легкий румянец проступил на ее щеках. Я смотрел на нее молча и раздумывал – рассказать или нет, как ее муж руководил сокрытием убийства Веры Мураховской? Как скидывал ее с моста?
Нет, я не мог выкладывать эти факты несчастной больной женщине, не побоявшейся лично приехать к врагу ее мужа, как она считала, и высказать ему в лицо свои обвинения. Мне было жаль ее. Но и обещать того, что требовала баронесса, я не мог.
– Прошу меня простить, – сказал я, оторвавшись от стены. – Время позднее. Если хотите, я попрошу дворника найти вам извозчика.
Мария Сергеевна посмотрела на меня исподлобья, скрестив руки на коленях.
– Так значит, вы расписываетесь в том, что бесчестный человек?
– Ах, бросьте, – махнул я рукой устало. – Как хотите, так и думайте обо мне. Я вовсе не собирался становиться врагом вашему мужу. И если он перестанет нападать на меня, я буду только рад. Лично мне это совершенно не нужно.
Баронесса как будто задумалась, ее глаза устремились в сторону, губы были поджаты. Честное слово, я более был бы рад встретиться с целой шайкой грабителей в темном переулке, чем с этой несчастной, больной, но несгибаемой женщиной, бросившейся на защиту своего супруга.
– Что может изменить ваше отношение к моему мужу? – спросила она. – Что вы хотите? Вам нужны деньги? Или вы хотите потешить свою плоть?
– Что-о-о-о? – от удивления я чуть не задохнулся. – Плоть?
Баронесса поджала сухие губы и поднесла руку к воротнику, как будто действительно собираясь расстегнуть пуговицу.
– Кто вас знает, Гиляровский, – сказала она, вставая. – Я решила пойти на все ради Федора. Я должна спасти его. Как он спасает меня. Я больна, господин Гиляровский. Почти весь заработок моего мужа уходит на лекарства.
– Я знаю это.
– Знаете?! – Мария Сергеевна вдруг подалась вперед, опершись на подоконник. Мои слова явно поразили ее. – Знаете? Откуда?
– Не важно. Знаю и все.
Фон Теллер вглядывалась в мое лицо болезненно, истово:
– Поразительно! – прошептала она. – Как это поразительно! Вы знаете, что если мой муж лишится работы, то я умру. И все равно отказываетесь преследовать его!
В голове моей начало мутиться.
– Я не преследую его!
Кажется, я слишком повысил голос. Мария Сергеевна отшатнулась. Она рухнула на стул, на котором сидела до этого, и горестно покачала головой.
– Мне очень жаль, но более не вижу смысла продолжать этот разговор, – сказал я, чувствуя, что если сейчас не уйду, то могу наговорить много несправедливых слов этой женщине, которая их не заслуживала.
Я выскочил на улицу и крикнул Илье Никанорычу, чтобы он нашел извозчика.
– Вот тебе еще рубль, братец. И пусть она уезжает, от греха подальше.
Никанорыч вдруг подмигнул мне.
– Ты что? – изумился я.
– Знамо дело, ты, барин, молодой да женатый, к чему тебе всякие там бабенки.
Я с досадой махнул рукой и, не переубеждая Никанорыча, пошел к себе.
Утром в небе появились легкие облачка и жара немного спала. Для начала я отправился на телеграф и послал запрос своему хорошему знакомому Н., работавшему в Генштабе, с просьбой оказать услугу – проверить, где, в каких частях служил некий Федор Иванович фон Теллер. Н. я знал еще по турецкой войне, один раз даже спас ему жизнь. При редких встречах, когда я приезжал в столицу, он всегда зазывал меня к себе в квартиру и устраивал большой стол. А также никогда не отказывал мне, если я обращался с просьбами, когда они касались его ведомства – конечно, в пределах приличий. Потом я решил вернуться домой и поручить Коле купить несколько тетрадей и коробку карандашей. Но попасть в квартиру мне так и не удалось – у подъезда стоял тот самый охранник, кажется, Потапенко, с которым мы еще недавно фехтовали у ворот забора перед магазином Елисеева.
– Господин Гиляровский, – переминаясь с ноги на ногу, позвал меня этот амбал. – Меня Федор Иванович прислал за вами. Пойдемте скорее. Беда.
– Что случилось?
– Пахомова нашли.
– Какого Пахомова?
– Из собачьего зала.
Я пожал плечами:
– Ну пошли!
Шагая за охранником, я удивлялся – с каких это пор Теллер вдруг начал посылать за мной своих архаровцев? Впрочем, когда мы уже вошли в торговый зал, старший охранник дал мне понять, что это была не его инициатива.
– Господин Гиляровский, – сказал Теллер, даже не поздоровавшись. – Не знаю точно резонов Григория Григорьевича, но лично мне няньки не нужны. Впрочем, я приказов не обсуждаю.
– Так что случилось-то? – перебил я барона-охранника. – Что за Пахомов?
Федор Иванович кашлянул, поиграл желваками и наконец произнес:
– Вы недавно видели наш погреб с окороками. Так вот, если помните, там на днях сменился смотритель над собаками. Прежний, Пахомов, взял расчет и собирался уехать в свою деревню по срочной надобности.
– Да, помню такой разговор.
