– В шашки играю. В карты, бывает. В шахматы – не очень, – искренне ответил я.
Ветошников явно не знал, как продолжить разговор.
– Неужели Охранное отделение интересуется Елисеевым? Это было бы… Это могло бы многое изменить.
– Что, например? – спросил я.
– Например, характер нынешнего расследования. Пока оно ведется негласно. И люди, в нем принимающие участие, никаких выгод, кроме чисто профессионального удовлетворения, не получат. Однако, если бы оно стало публичным… Признайтесь, такое дело стало бы громким.
– А разве вас интересуют громкие дела? – спросил я.
– На самом деле, да. Видите ли, Владимир Алексеевич, я специализируюсь на очень деликатных и щекотливых преступлениях. Обычно речь идет об особах высокопоставленных. А здесь шум не нужен. Так что все лавры достаются другим.
– Вы тщеславны, Никифор Сергеевич?
– Нет. Но иногда так хочется признания твоих заслуг. Скажите, почерк совпал?
– Какой почерк, – натужно удивился я.
– Ведь вы схватили записку первым. И вы – единственный, кто мог быть знаком с подозреваемым. Вероятно, вы хотели сличить его почерк с другим документом, чтобы удостовериться – он пишет эти записки или не он.
Я отдал должное логике Ветошникова.
– Да, почерк совпал. Но вы правильно сказали – я единственный, кто лично видел Бориса. И уверен, что он не мог совершить эти убийства. Он очень молод и импульсивен. Но при этом и трусоват. Именно он должен был пойти вместо Веры в тот день, когда она погибла. Ведь Елисеев рассказал вам про обстоятельства гибели девушки?
– Рассказал.
– Борис испугался. И только смерть Веры заставила его проникнуть в особняк. Да и то ему пришлось крепко выпить, чтобы сделать это.
– Вы ведь искали его? – спросил сыщик.
– Ищу и теперь.
– С помощью «ангелов-хранителей»?
– Да. Вы знаете и об этом?
Ветошников кивнул.
– Но не нашли.
– Пока не нашел.
– Что же, – сказал Никифор Сергеевич, я вижу, как возвращается наш господин Теллер, а с ним и врач. Так ответьте мне быстро и честно – Елисеев под наблюдением жандармов?
– Нет, – ответил я в тот момент, когда дверь в цех открылась, пропуская Теллера и пришедшего с ним моего старого знакомца, судебного патологоанатома доктора Зиновьева.
– Жаль! – вскрикнул сыщик.
– Что жаль? – бодро спросил Зиновьев и заметил меня. – Ба! Владимир Алексеевич! Дело принимает интересный оборот!
– Вы знакомы? – удивился Ветошников.
– Очень и очень давно! – отрапортовал Павел Семенович. – А в последнее время встречаемся очень даже часто. Ну-с, где у нас больной? А, сам вижу! Расстегнем ему рубашечку, что тут у нас? Проникающее ножевое ранение, судя по всему, такое же, как у предыдущего господина с сильно пораженной печенью.
– Это он про Пахоменко, – пояснил сыщик.
– Время смерти… Раннее утро, не позже. Точнее смогу все рассказать, когда отвезем пациента на его новую квартиру.
– Куда? – спросил молчавший до тех пор Теллер. Вероятно, его сбила с толку энергия доктора Зиновьева.
– В морг, милейший, – ответил плешивый, но при этом обильно бородатый патологоанатом. – В морг, куда же еще. Тут и смотреть-то не на что – все ясно. Оформляем, Никифор Сергеевич?
– Пока нет, – ответил Ветошников, – до особого распоряжения.
Зиновьев подмигнул мне.
– Владимир Алексеевич, вы уж заглядывайте как-нибудь. Посидим у свежевскрытого трупа, попьем чайку, вспомним прошлое, посмеемся!
– Непременно буду, – ответил я. – Меня тут давеча на рыбалку пригласили, но лучше я к вам. У вас компания поспокойней.
– Поспокойней, чем рыбы, – это точно! – хохотнул Зиновьев и дернул Теллера за рукав. – Проводите меня обратно к извозчику, а то мои пациенты наверняка уже места себе не находят.
Мы с сыщиком пошли вслед за Зиновьевым и Теллером. У ворот Ветошников попрощался со мной, но как-то вяло. Вероятно, он уже мечтал об интервью для солидной газеты или журнала, однако я разрушил его воздушный замок.
Наконец, когда мы остались с Теллером вдвоем, я повернулся к главному охраннику и твердо заявил:
– Мне необходимо поговорить с вами, Федор Иванович, с глазу на глаз. И это будет очень серьезный разговор.
– Хорошо, – спокойно ответил Теллер. – Здесь есть подходящее место. Там никто не помешает.
– Мадерная?
– Сигарный магазин.
Сигарный магазин, куда привел меня Теллер, представлял собой небольшое помещение, заставленное стеклянными этажерками, в которые, вероятно, позднее положат коробки с сигарами. В углу стояла внушительная, из полированного коричневого дерева, стойка. На ней – большой инкрустированный малазитом ларец, вероятно, для выбора сигар. У стены – журнальный столик с массивной ножкой и два прекрасных кресла, обитых темно-зеленой кожей. В одно из кресел уселся Теллер, а другое он предложил мне.
– Я вас слушаю, господин Гиляровский, – сказал главный охранник. – Только попрошу побыстрее, мне некогда рассиживать и болтать попусту. Дело, понимаете ли.
– Хорошо, – сказал я. – Постараюсь короче. Как вы думаете, Федор Иванович, почему Борис совершает эти бессмысленные убийства?
– Разве бессмысленные? – возразил Теллер. – На мой взгляд, они вполне осмысленные. Он мстит за свою невесту. А может, у него родился и новый замысел.
– Какой?
Теллер внимательно посмотрел на меня, немного помолчал, а потом предположил:
– Возможно, он готовит какую-то большую пакость, чтобы посильнее насолить Елисееву. А люди, которых он убивает, просто случайно встречаются на его пути. Он вынужден их убивать, чтобы не выдать себя.
– Все это могло бы выглядеть правдоподобно, – сказал я, – если бы не некоторые вновь открывшиеся обстоятельства.
– Какие? – спросил Теллер.
Сигарный магазин своей роскошью и уютным стилем вовсе не располагал к тому разговору, который я собирался предложить бывшему ротмистру.
– Начнем с того, Федор Иванович, что вы меня обманули.
– В чем? – сухо спросил Теллер.
– С самого начала вы заявили мне, что не знали расположения подземных ходов. А ведь это была неправда. Вы прекрасно знали о них, потому что пятнадцать лет тому назад именно вы занимались арестом революционной ячейки, в которую входили некто Сергей Красильников и профессор Мураховский, чья дочка погибла в этом здании. Вы лично допрашивали членов ячейки, а в особенности того самого Красильникова, который и сдал вам как жандарму всю информацию о своих товарищах.
Теллер побледнел.
