– На основании моих слов.
Сыщик скептически посмотрел на меня.
– Так все-таки вам угодно попасть под статью «недоносительство о преступлении»? К тому же, судя по вашим словам, Теллер, если мы вернем дело на доследование, не погнушается в крайнем случае свалить все на вас. Вы там были? Были. Смерть девушки произошла при вас? При вас. В полицию вы не обращались? Нет. Среди работников магазина Теллер обязательно найдет одного-двух, которые покажут, что это именно вы и столкнули девушку. Может такое быть?
– Может, – признался я. – Так что же делать, Захар Борисович?
– Зная вас, полагаю, вы не отступитесь?
– Не отступлюсь.
– Ну что же, – хлопнул себя по коленям сыщик. – Вам не впервой отнимать хлеб у нашей конторы. Чем могу – помогу. Вы ведь ехали ко мне, зная, что именно этим кончится? Вам просто было нужно мое содействие?
– Вообще-то я надеялся, что вы сами займетесь этим вопросом, – чистосердечно признался я, – какой из меня следователь?
– Уж какой есть, – ответил Архипов. – Что вам нужно? Адрес профессора Мураховского? Сейчас отыщем. Еще что?
– Мне нужны все подробности о кружке студентов – революционеров, собиравшихся в 70–е в подвале этого дома, – сказал я. – Мне нужна подробная история того, прежнего, Красного Призрака. Все, что я слышал об этом до сих пор, – скорее из области легенд. Мне нужен поименный список членов кружка и отчеты о поимке группы.
Архипов задумчиво почесал висок.
– Вы хотите, чтобы я зашел на чужую территорию, Владимир Алексеевич? Это вам надо не в Сыскной обращаться, а в жандармерию.
– А там у меня друзей нет, – беспечно ответил я.
Архипов посмотрел на меня удивленно – я впервые назвал его другом. Хотя мы находились по разные стороны баррикад, однако события последних трех лет сблизили нас – мы вполне могли бы стать друзьями. Хотя… конечно, не прилюдно.
– Ладно, – сказал сыщик после неловкой паузы – вероятно, и ему в голову пришли те же мысли, что и мне. – Что смогу, то сделаю. Постараюсь успеть к вечеру. Сам приеду к вам в Столешников с этими списками. Не почтой же их отправлять!
– Спасибо, – поблагодарил я. – А теперь выпустите меня отсюда, а то я уже озяб в вашем узилище.
Архипов, не вставая с койки, посмотрел на меня внимательно.
– Я вот думаю, – произнес он, – а не оставить ли вас тут, Владимир Алексеевич, действительно под замком? Чую я, с моей стороны это было бы более благоразумно, чем ввязываться с вами в очередную авантюру.
Сидеть и ждать у моря погоды – нет, такого никогда не было в моей натуре. Выйдя, наконец, на улицу из камеры Сыскного отделения, я отпустил Ивана на вольные хлеба до вечера, а сам пешком пошел к Козицкому переулку, чтобы поговорить с Теллером. Я был уверен, что именно он предложил избавиться от тела девушки, инсценировав ее самоубийство – вряд ли Елисееву хватило бы на это порочной фантазии.
Как я и предполагал, на мой стук в дверь охраны никто не ответил – видимо, сторожа получили категорический приказ не пропускать репортера Гиляровского. Да только от меня так просто не отделаешься – уж если я решил сегодня же поговорить с Теллером, так сделаю это, чего бы мне ни стоило! Я вернулся на Тверскую и огляделся – ага! Неподалеку ошивался мальчишка лет четырнадцати – в дырявых штанах и почти черной от грязи рубахе, подпоясанной куском бечевки. Он приставал к редким прохожим, выпрашивая милостыньку – по копеечке.
– Эй! Хочешь заработать, парень? – крикнул я ему.
Попрошайка недоверчиво приблизился.
– А че делать-то? – спросил он ломающимся голосом.
– На тебе рубль. Беги на Тверскую площадь к пожарной части и кричи, что вот за этим забором – пожар.
– Так меня прибьют, если поймают потом.
– А ты не попадайся. Придешь вечером в Столешников переулок, спросишь, где живет репортер Гиляровский. Или просто – Гиляй. Получишь еще рубль. Понял?
– Понял, – кивнул мальчишка. – Ты, что ли, будешь Гиляй?
– Я.
– Не забудь. А то расскажу, что это ты меня подучил.
– Беги, беги, уж не забуду, не сомневайся!
Мое поручение паренек выполнил в точности. Конечно, пожарный экипаж с грохотом и колокольным тревожным звоном не подкатил к забору – я на это и не рассчитывал. Зато не прошло и четверти часа, как подошел пожарный инспектор – проверить, на всякий случай, – правду ли кричал мой артист. Он долго ходил вдоль забора, принюхиваясь, пока я не указал ему на дверь, встав сбоку так, чтобы охрана меня не заметила. Инспектору на его стук открыли, и он потребовал впустить его для проверки информации о возгорании огня. Поскольку никакого пожара на самом деле не было, охранник начал препираться с инспектором, но тот был тертый калач и пригрозил вызвать прямо сейчас пожарную команду, которая топорами и баграми разберет весь этот чертов забор по досточке. Тут-то охранник и понял, что спорить дальше становится опасно. Он попросил подождать, пока сбегает за старшим. Воспользовавшись его отсутствием, я подошел к инспектору, предъявил ему свой билет добровольного помощника пожарной охраны, выданный мне главным брандмейстером Москвы. Этот билет, впрочем, почти не пригодился – мое имя было хорошо известно московским пожарным, с которыми я не раз выезжал по тревоге. Инспектор, представившийся в ответ Петром Никитичем, охотно согласился, чтобы я сопровождал его в качестве помощника. Так что, когда явился Теллер, я уже стоял с самым невинным видом за плечом инспектора. Теллер заметил меня, но сделал вид, будто ему совершенно все равно – есть я или меня нет. Он заявил, что никакого пожара в здании не существует и что он вообще не понимает, отчего это инспектору вздумалось проводить проверку. Но Петр Никитич был из старых служак – если уж он получил задание, то намеревался выполнить его во чтобы то ни стало. Кроме того, как я начал подозревать, ему и самому было любопытно, что же за такое архитектурное чудо, о котором все говорят, скрывается за забором. Поэтому он пригладил свои седые усы и снова пригрозил вызовом пожарной команды, если его не впустят. Тут Теллер, кажется, догадался, чьих рук это дело. Он прожег меня яростным взглядом и посторонился, пропуская инспектора, но стараясь при этом не дать пройти мне. Однако Петр Никитич не оплошал. Он повернулся и позвал меня к себе.
– Погодите! – сердито прошипел Теллер. – Вас я пропускаю как инспектора пожарной охраны. А вот при чем тут репортер? Или теперь пожарные получают комиссионные в редакциях?
Зря он сказал это. Петр Никитич остановился как вкопанный.
– Так-так, – холодным голосом произнес он. – Ты, любезный, болтай, болтай, да меру знай. А то сейчас потребую у тебя всю документацию на предмет соответствия пожарной безопасности, а потом выпишу предписания на переделку здания, как создающего угрозу.
Конечно, инспектор блефовал, таких полномочий у него не было – для исполнения этой страшной угрозы потребовалось бы создание нескольких комиссий. Но я надеялся, что Теллер этого не понимает. В конце концов его делом было обеспечение охраны, а не документооборот. Он следил, чтобы никто не забрался за забор, не причинил ущерба имуществу, чтобы работники не воровали, да еще охранял Елисеева, когда тот приезжал из Петербурга. Остальное не было его заботой. Так что нехитрый обман инспектора Теллер не раскусил. Он посторонился, пропуская меня, и пока мы шли ко входу, шепнул:
