В Средние века рыцари дарили побежденным укол в сердце, нанося его специальным кинжалом. В наше время милосердный человек, у которого есть нож, дарит поверженному врагу то же самое. Потому как оставить любое живое существо умирать в мучениях, может только самая распоследняя сволочь. К тому же, думаю, я правильно понял немую просьбу Халка — в его положении я бы просил о том же.
Я ударил точно под левый карман его куртки — и невольно отшатнулся. Тело Халка мгновенно рассыпалось и рухнуло вниз пыльным облаком, поверх которого упала мятая одежда и тяжелый сталкерский пояс с двумя контейнерами. При этом один из них светился нежным светом, словно в него неведомым образом кто-то смог поместить кусочек утреннего, нереально чистого неба.
От толпы бандитов, с опаской косящихся на фосфоресцирующий контейнер, отделилась высокая фигура.
— По закону Зоны все вещи побежденного в бою переходят к победителю, — торжественно произнес Йога, видимо в силу значительности момента не примешивая к высоким словам «блатную музыку». — Это был хороший бой, Снайпер, в котором Зона сама рассудила, кто прав, а кто виноват. И мы были бы рады принять в бригаду бойца, которому покровительствует Зона.
Это было предложением, от которого не отказываются.
— Благодарю, Йога, — сказал я. — Но не обессудь, ты же знаешь — одиночкам никогда не стать стаей.
— Ты свободен. Малява тебя проводит, — сухо бросил Йога, повернулся и пошел по направлению к стойке.
Его слово было сказано, и, возможно, сейчас во второй раз в жизни «герцог» преступного мира сожалел о том, что немного поторопился…
За его спиной, словно черная вода за кормой эсминца, сомкнулись куртки бандитов.
Интерес к моей персоне был потерян мгновенно. Я снова был чужаком в их доме, и лишь слово «большака» и страх перед непонятным оружием, зажатым в моей руке, удерживали их от расправы…
…Если кто-то там, на Большой земле, думает, что Зона — это явление типа киношного вестерна про Дикий Запад с белозубыми ковбоями и загорелыми красотками, он сильно ошибается. Зона — это грязь и кровь. Своя и чужая. Своя грязь, чужая грязь, своя кровь, чужая кровь… Здесь они то и дело смешиваются между собой, причем в равных пропорциях, и в результате получается однородная серая масса, в которой теряются понятия «добро» и «зло», «плохо» и «хорошо». Есть ты и есть Зона, в которой нужно выжить. Здесь не считается предосудительным убить человека ради фляги воды или пачки патронов, продать в рабство того, с кем вчера делил батон хлеба у костра, послать в аномалию новичка-«отмычку», у которого едва пух на подбородке пробился. Тебе было нужно — ты взял. Тебе было нужно — ты выстрелил. И только тебе решать — орать или стрелять. Лишь твоя воля — закон. Кстати, думаю, на Диком Западе было то же самое. Однородная масса. Серая, как прах Халка у моих ног…
Но это все лирика. А когда на тебе драная во многих местах куртка и располосованные старые джинсы, особенно выбирать не приходится. Не до лирики, одним словом.
Я, прямо не сходя с места, сбросил с себя драные, пропитанные кровью лохмотья и поднял сталкерский пояс охотника за головами. Теплый свет от контейнера с «Чистым небом» тут же разлился по моему телу. Но этого было мало. Я вынул из второго контейнера «Душу», а из кармана камуфляжа Халка перевязочный пакет и вернул целебный артефакт на старое место. Возможно, правы были древние китайцы, считая живот человека средоточием жизни. Во всяком случае «Душа» лучше всего залечивает любые раны, если ее разместить в районе точки ци-хай, что в переводе означает «море жизненной энергии».
Закрепив артефакт пластырем на животе, я вытряс прах охотника за головами из его камуфляжа и стал переодеваться. Нормальная тема, как в Зоне, так и на любой другой войне. Собственная одежда быстро приходит в негодность, а новую взять обычно негде. Потому быстро привыкаешь ходить в том, что снято с трупов. Когда одежды мало, а трупов много, особенно выбирать не приходится.
Камуфляж Халка оказался мне немного великоват, но это было даже и к лучшему. Пусть франты типа бывшего хозяина пятнистой одежи ушивают ее точно по фигуре. Нам эти изыски ни к чему — когда штаны и куртка нигде не жмут, и махаться удобнее, и тело дышит. Главное, чтобы разгрузка, броник, рюкзак и ремень автомата были точно подогнаны, да обувь соответствовала размеру ноги, остальное не особенно важно.
Из толпы бандитов, занятых культурным отдыхом — распитием горячительного, хлопаньем по ляжкам официанток и стриптизерок, азартными играми и переживаниями за проигравших товарищей, — вынырнул подросток лет пятнадцати в классической для этих мест китайской толстовке, надетой поверх спортивного костюма.
— Йога сказал тебя вывести, — пробасил он, явно подражая «большаку». — Почапали, что ль.
Я не стал спорить и пошел следом за своим проводником. В шалмане, как и во всем подземелье, отсутствовала вентиляция, и я все острее ощущал, насколько мне здесь душно. Причем во всех смыслах.
В длинном предбаннике за время моего отсутствия ничего не поменялось. Разве что мордатый Припас теперь вертел на пальцах древний траншейный нож с кастетной накладкой на рукояти. Классная штука для драки, если имеешь к ней привычку и успеешь пальцы в отверстия продеть. Но, на мой взгляд, слишком громоздка и узкоспециализированна — сейчас, когда у каждого пара-тройка стволов под рукой, любой нож гораздо чаще используется как инструмент, нежели как оружие. Хотя человеку с погонялом Припас без такой штуки никак нельзя.
— Приблуды Халка гони, — сказал я, подойдя к столу. — Оно мое теперь.
— Хе, — вскинул густые брови хранитель оружия. — В Азовском банке все твое лежит. Вали отсюда, фра…
— Тормози, Припас, — пробасил Малява. И, обогнув стол, что-то зашептал в волосатое ухо.
— О как! — выслушав доклад, произнесла местная реинкарнация феи Вивиан, почесав клинком траншейного ножа волосатую грудь, выглядывавшую из-под отворота рубашки. — Стало быть, спекся наш автоматчик. Еще то базарило был, упокой его Зона. Ладно, коли так, держи.
На стол лег мой ВСК-94, трофейный «Стечкин», два рюкзака — мой и Халка, — а также его ИЖ-81, FN 303 и нож Рэмбо, мечта любого мальчишки. И Малява был не исключением, судя по его горящим глазам. В его возрасте многие мечтают быть похожими на кого-то другого, только не на себя самого. А в Зоне тем более сложно оставаться просто хорошим сталкером, каким он наверняка рассчитывал быть, перед тем как попасть сюда, — слишком много соблазнов.
Я протянул ему нож:
— Держи.
— Я… у меня столько бабла нет, — насупился парень.
— Подгон, — сказал я.
— За что? — недоверчиво уставился на меня Малява. Нормальная реакция звереныша, воспитанного в любой из двух возможных зон на этой планете.
— За слово, что не станешь пытаться шмальнуть мне в спину, когда проведешь через минные поля.
Мне и, правда, этого не хотелось.
А еще я подумал, что если бы пятнадцать лет назад в гримерке одной симпатичной дрессировщицы тигров у нас с ней дело зашло несколько дальше поцелуев, то сейчас у меня мог бы быть сын с такими же непослушными вихрами и дерзким взглядом, как у этого пацаненка.
