Такое изменение поведения сообразно своему окружению называют «эффектом хамелеона»
[449]
(эта экзотическая ящерица способна изменять цвет кожи, чтобы слиться с той средой, где она находится). И это не намеренное усилие, а скорее автоматическое копирование тех, кто нас окружает. Подражание может выражаться в чем угодно: от простых поз, выражений или жестов, до более сложных схем поведения, таких как речь и настроение. Сам характер наших движений подвержен влиянию других, и мы, как правило, совершенно этого не замечаем. Ведь зеркальная система мозга, активизирующаяся во время наших собственных движений, реагирует и на целенаправленные движения людей, которые мы наблюдаем. Так, зеркальные нейроны обеспечивают возможность переноса схем поведения других непосредственно в наш собственный мозг благодаря процессу, очень похожему на резонанс. Это подобно тому, как в магазине гитар вы достаточно громко ударяете по струне G на одной гитаре, и тут струны G на всех других гитарах постепенно начинают синхронно вибрировать.
Человеческое отзеркаливание работает таким же образом. У любого из нас есть репертуар поведения, которое может быть инициировано другим человеком без нашего ведома и даже без осознания того, что мы зеркально копируем движения своего визави. Например, мы скрещиваем ноги, зеваем, потираем нос, теребим волосы и меняем манеру речи или позу, неосознанно копируя собеседника
[450]
. Такая неосознаваемая имитация, мимикрия, служит мощным механизмом привязки себя к другим
[451]
. Однако она не полностью автоматическая, поскольку мы имитируем только тех, кто нам нравится. Возникает виртуозный цикл самоудовлетворения: мы копируем тех, кто нам нравится, и, в свою очередь, больше нравимся им, увеличивая тем самым вероятность, что они будут копировать нас в синхронизированной угоднической симфонии взаимного признания
[452]
.
Люди, которые нас копируют, не только больше нравятся нам, но мы даже готовы выручить их, если они попросят нас оказать им любезность
[453]
. К тому же мы чувствуем подъем и благодушие после того, как нас копировали, и это ощущение может длиться долгое время после встречи. В одном исследовании после того, как его участникам кто-то подражал, они жертвовали вдвое большие суммы на благотворительность, когда покидали место проведения эксперимента, в сравнении с теми, кого не копировали. И это при том, что пожертвования были анонимными
[454]
. Оказывается, мы и официантам оставляем больше чаевых, если они подражают нам
[455]
.
Однако мы не просто марионетки, действующие по воле тех, кто дергает нас за ниточки, чтобы повлиять на наше отношение к ним. Хотя мы не вполне осознаем свою мимикрию, над всей этой зеркальной системой социальных взаимодействий стоит оценочное вето, которое, судя по всему, ревниво контролирует «незваных гостей». Как правило, мы копируем только людей из своего социального круга и тех, с кем мы хотим объединиться. Мы не станем подражать «чужакам». И нам даже не нравится, когда представители чуждых социальных групп пытаются подражать нам. По данным одного эксперимента, белым взрослым голландцам с высокими показателями расовой предубежденности (по данным предварительных тестов) не нравились подражавшие им компьютерные аватары, если у тех были марокканские лица
[456]
.
Ритм жизни
Этот процесс пробуждения симпатии к тем, кто нас копирует, возникает уже в раннем младенчестве. Сначала это только лицевая имитация. Двигательная система мозга ребенка включается автоматически при наблюдении за движениями других людей. Конечно, репертуар поведения новорожденного сильно ограничен: не так много движений он может совершать по-настоящему самостоятельно. Но на протяжении следующих 12 месяцев возможность копировать других резко возрастает, и макиавеллианские младенцы уже ищут того, кто бы копировал их. Пятимесячные малыши, посаженные в ходунки, позволяющие им бегать, предпочитают приближаться к незнакомцу, который копирует их и действует синхронизированно с ними, а не к тому, кто не реагирует на поведение ребенка
[457]
. Детей может отталкивать не только недостаток подражания, но его несогласованность. Например, матери с послеродовой депрессией могут быть совершенно безэмоциональными в своих взаимодействиях с ребенком, но при этом иногда взрываются избыточным контактом. Однако двухмесячные младенцы предпочитают более размеренные и гармонично синхронизированные взаимодействия
[458]
.
Синхронность, судя по всему, является важной характеристикой социальных взаимодействий. Очередность значима в беседе, поскольку нельзя говорить и слышать всех одновременно. Необходимо соблюдать очередь в процессе коммуникации. И вновь эти принципы проявляются на ранних стадиях развития. Когда матери кормят грудью своих младенцев, они инстинктивно синхронизируют свои движения и речевое общение с сосательным ритмом малыша, которому свойственны взрывы и остановки
[459]
.
