— Слышь, волчонок, поговорить надо, — тихо сказал я.
— Чего тебе? — после небольшой паузы раздалось из-под капюшона.
Голос девушки был отрешенным, но она не плакала и воспринимала то, что происходит вокруг нее. Это лучше чем истерика или ступор. Намного лучше. Значит, может получиться то, что я задумал.
— Помощь твоя нужна.
Она откинула тяжелую прядь, закрывавшую лицо, и посмотрела на меня…
«В этих глазах отразилась вселенная — и утонула в них…»
Когда-то давно я слышал эту песню — и благополучно забыл, ибо не романтик по определению. А сейчас вспомнилось, причем только эти строки. Если в глазах Лады была холодная красота Снежной королевы, то, глядя в зеленые омуты этого волчонка, можно было просто задохнуться, словно и вправду нырнул — и погиб быстро и безболезненно, потому как барахтаться и сопротивляться нет ни сил, ни желания…
— Помощь? — Она невесело усмехнулась. — Я не монашка, грехи перед смертью отпускать не умею.
— Так я не за этим, — сказал я. — С грехами мы с тобой потом разберемся, если повезет. Вопрос следующий — ты рану зализать сможешь?
— Че-го тебе зализать???
— Подожди, не кипятись, я серьезно, — сказал я. После чего снял с себя куртку, свернул и бросил ее в угол, где немного почище было. Потом поразмыслил немного, подошел к толстяку, у которого рукав его пиджака болтался на соплях, и одним рывком оторвал кусок материи. Ему-то деловой прикид уже не понадобится, а вот мне сильно помочь может. Жиртрест лишь вздрогнул всем телом и умоляюще посмотрел на меня.
— Извини, так надо, — хмуро сказал я, тщательно заматывая правое запястье так, чтобы материя полностью прикрыла браслет. После чего вернулся к девушке.
— Если у человека рука отрублена, сможешь быстро помочь? — спросил я, глядя ей прямо в глаза. — Это очень важно, иначе нам всем кранты. Не растеряешься от кровищи и от увиденного?
Она неуверенно пожала плечами:
— Нууу… не знаю. Машка, подруга, которая меня… ну, с которой мы друг дружку куснули, говорила, что смогу. И что в волчицу перекидываться можно будет. Но я пока не пробовала…
— С волчицей подождем пока, — оборвал я ее, снимая поясной ремень и перетягивая им бицепс левой руки, — время дорого. В общем, будь готова.
— К чему?
Но я уже был не здесь. Я закрыл глаза и представил, как ногти на моей левой руке удлиняются и твердеют, превращаясь в твердые кривые кинжалы. При этом я всеми силами мысленно удерживал меч, уже очень ощутимо вибрировавший в предплечье, словно возмущаясь — какие когти, когда есть я?…
Я ожидал боли, но ее не было. Руку словно пронзило разрядом тока. А потом я увидел, как от моего предплечья отделяется отрубленная кисть вместе с диском, в который превратился браслет, когда его клинки сошлись в одной точке словно шторки объектива. И как далеко плеснула кровь из обрубка, обрызгав стену и пол.
«Надо же, красная, — пронеслась мысль в голове. — Как у человека…»
Действовать я старался максимально быстро, так как, если поддаться шоку — всё, можно считать, что без руки остался. Второй браслет на правом запястье вибрировал очень серьезно, того и гляди вторую руку оттяпает. Потому двигаться приходилось не просто быстро, но и аккуратно, чтобы рукав пиждака не выскочил из-под белого червя, обвившего моё запястье, и чтоб случайно на него не попала ни одна капля крови, хлещущей из раны.
Я подхватил кисть с заметно отросшими ногтями, еще не успевшими превратиться в когти, и приставил ее к обрубку.
— Давай, — просипел я голосом севшим от волнения и внезапно пришедшей боли. Такой, что впору просто упасть и помереть на месте. Или отключиться, что в принципе сейчас равносильно смерти. Странно, но эту адскую, непередаваемую боль я почувствовал именно в момент прикосновения моей отрезанной плоти к обрубку.
«Как в жизни, — промелькнула мысль. — Встреча с той, кого оторвал от себя с мясом».
Как всегда в самый критический момент в голову лезут мысли, которые абсолютно не в тему. А между тем девчонка просто смотрела на происходящее расширенными от шока глазами и не двигалась с места.
Вот об этом я и не подумал… Что она просто не сможет! Растеряется от увиденного!
А между тем краем глаза я видел, как оборотень- палач медленно поднимается со своего места.
Зачем? Да черт его знает. Может, решил, что сейчас самый подходящий момент перебить мне горло и потом без помех употребить вовнутрь положенную по довольствию свежатинку. Если так, то он очень даже прав.
— Девонька, милая, очнись! — горячо зашептал я. — Очень нужно, правда! Иначе нам отсюда не выйти!
И поднес ей к лицу грязную, окровавленную руку с кровоточащей раной на запястье.
Я видел, как кровь отхлынула от ее лица, как крохотные ноготочки впились в ладошки, как расширенные от ужаса глаза становятся уже не омутами, а бездонными черными пропастями… Сейчас она была больше волчицей, чем Лада во время трансформации. Волчицей, которой надо победить в себе естественные человеческие чувства ради высшей цели.
Она не отстранилась и не закрыла глаза. Она просто приникла к моей ране губами, словно целуя мне запястье, и я почувствовал, что в месте этого прикосновения уходит рвущая боль. А еще от ее губ по руке разлилось тепло, заполняя ее вверх, к плечу, и проникая глубже, в грудь, до самого сердца.
В каком-то диком, животном порыве она касалась губами разрезанной кожи, целуя ее по окружности в месте стыка обрубка с живой плотью, — и от ее влажных поцелуев рана затягивалась прямо на глазах. Подобное я видел лишь однажды, когда Большой Грогги распорол себе руку боевым кинжалом, демонстрируя мне свои способности к регенерации.
Но она не успевала обработать всю рану!
Ликан прошел уже половину пути. Шерсть на его загривке встала дыбом, в глазах загорелся нехороший огонек — и я понял: еще мгновение — и оборотень прыгнет.
Ей оставалось совсем немного, но и я не мог ждать.
Кончик серебряного меча пробил мою ладонь, залитый кровью рукав пиджака свалился с моей руки и плюхнулся на пол. Но за мгновение до того, как правый вибрирующий браслет отхватил мне вторую руку, я, словно ядовитую змею, смахнул его лезвием клинка, стремительно растущего из моего левого предплечья. После чего шагнул вперед и приставил меч к горлу палача.
— А я че? Я ниче, — пробормотал оборотень, пятясь и очень внимательно следя за тем, как сверкающий, перевитый пульсирующими венами клинок выползает из моей ладони. — Я просто посмотреть хотел…
— Посмотрел?
— Ага…
— Ну и пшёл вон.
Сам не знаю, почему я его не убил. Может, просто противно стало, когда увидел в его глазах животный ужас. А может, из чувства внутренней благодарности за то, что он своим трёпом натолкнул на мысль как избавиться от наручников. В общем, не убил я его, заставив серебряный меч скользнуть обратно в руку. Может, еще и потому, что не захотел лишний раз травмировать видом крови девчонку, которую сейчас тошнило не на шутку. Она лежала скорчившись на полу камеры, и казалось, что еще немного — и вместе со рвотой она выплюнет собственные внутренности.
