— Механизм промывает внутренности, освобождая их от дерьма и остатков пищи, — сказал Рус.
Я не ответил, завороженно смотря на ряды прозрачных труб. Внутри них монотонно тянулись конвейеры, влекущие живых людей в дальний конец громадного зала. Вот только живых ли? И людей ли?
— А что с ними делают потом? — спросила Маргарита. В ее глазах стояли слезы.
— Слушай, девочка, пойми, это не люди, — немного раздраженно ответил Вельский. — Выращенные как скот, который умеет только есть, спать и спариваться. Ты же видишь, многие из них уже разучились чувствовать что-либо и жрут, и двигаются чисто механически. Вы тоже едите мясо и заказываете в ресторанах бифштексы с кровью. Но при этом не хотите знать, как это мясо попадает к вам. Поэтому давай не будем устраивать истерик, ладно?
— Ладно, Рус, потом поговорим. Как думаешь, где выход отсюда? — спросил я.
— Думаю, там, — сказал Вельский, ткнув пальцем в том же направлении, куда ползли вагонетки. — На всех фабриках одно и то же и готовая продукция должна куда-то увозиться. Конец технологической цепочки должен быть в конце цеха.
— Логично, — невесело хмыкнул я.
Пока нам отчаянно везло, что кровососы еще не отыскали нас на необъятных просторах своей фабрики, — возможно, вампиров здесь было немного, так как автоматизированное производство не нуждалось в лишней охране внутри комплекса. Но, думаю, это был лишь вопрос времени и сейчас уже наверняка для поимки беглецов сформированы дополнительные отряды.
Но меня все больше беспокоил моральный дух моего маленького отряда. Я уже догадывался, что увижу дальше, и чуяло мое сердце — скоро нам с Русом придется не искать путь к спасению, а девчонок успокаивать. Лада хоть и оборотень, но самого процесса изготовления пищи наверняка не видела, как не видели его большинство людей, любящих мясо. А про Маргариту вообще говорить нечего. Девчонка хоть и с характером, но впечатлительная и ранимая, видно же, что характер — это так, защита от всяких чудаков на четырнадцатую букву алфавита.
Догадывался я правильно. Дальше шел сектор забоя.
Следующий робот, стоящий на проходе, орудовал двумя парами секаторов — по паре огромных разделочных ножей на один прозрачный конвейер. Металлические клешни приподнимались над очередной затормозившей вагонеткой — и опускались, ювелирно отрубая одним лезвием сразу голову и руки жертвы, а вторым — ноги чуть ниже таза. После чего вагонетка двигалась дальше, а с ее дна через дырки потоком лилась кровь, стекая в длинный желоб, проходящий по дну конвейера.
Маргарита беззвучно плакала, не стесняясь слез. Лада смотрела на происходящее круглыми, непонимающими глазами, закусив губу и изредка тихонько поскуливая. Понимаю. Если любой барышне, любящей на завтрак умять пару котлеток, устроить экскурсию на бойню, реакция будет как минимум аналогичной. Хотя вроде Лада говорила, что никогда не ела людей. Ну, тогда тем более ясно, что она не играет, а реально шокирована происходящим.
Мне тоже было не по себе. Потому, проходя мимо тупой машины, я и рубанул мечом по ее манипуляторам. Зря, конечно, но иначе не мог.
Тяжелые железяки с грохотом попадали на пол. Страшный конвейер дернулся еще пару раз — и застопорился. Робот бестолково дергал обрубками своих железок, возмущенно гудя сервомоторами. Оставшийся в живых человек, над телом которого завис один из отрубленных секаторов, продолжал безучастно глядеть в потолок.
— Это ты погорячился, командир, — сказал Вельский. — Если до этого они еще могли сомневаться в том, где нас искать, то теперь знают это наверняка.
— Знаю, комотд, — криво усмехнулся я. — Но ты ж понимаешь.
— Понимаю, — кривясь от боли, сказал Рус, из ладоней которого медленно выползали костяные мечи. — Как и то, что сейчас будет потеха.
Он не ошибся.
Я видел сквозь прозрачную трубу конвейера, как в дальнем конце цеха появились несколько темных силуэтов. Пока крошечных — расстояние было приличным. К тому же они нас не видели. На этом наши «плюсы» заканчивались. А «минусы» были очевидными — отсутствие у нас огнестрельного оружия и наличие его у противника. А также количество фигурок, осторожно двигающихся навстречу нам. Я насчитал не меньше двенадцати — четыре тройки-«тера», как называл их покойный начальник Патруля Равновесия. Они так и передвигались тройками, разделив громадный цех на сектора и методично прочесывая его.
Спешить им было некуда. Выход из цеха один, а лезть обратно в трубы мы, естественно, не собирались — оттуда того и гляди должна была вывалиться погоня. Тоже, кстати, неторопливая, но наверняка не менее обстоятельная.
Положение было фактически безвыходным. Вооруженные автоматами Носферату, не подвергая себя опасности, легко нашпигуют нас комбинированными пулями, как кекс изюмом, и уж одна-то из них точно достанет мозг или сердце.
Решение пришло внезапно. Как всегда в подобных ситуациях парадоксальное, но иного выхода я просто не видел.
— Ну-ка, помоги, — бросил я Русу, подсаживаясь под отрубленный стальной манипулятор, засевший в трубе конвейера и заблокировавший его работу.
Вдвоем мы вывернули одну железяку из плексигласа, или из чего там была сделана эта прозрачная кишка, — только осколки посыпались. После чего я несколькими движениями расширил мечом дыру в трубе конвейера.
— А теперь скидывайте коматозников с тележек — и ложитесь на них сами, — негромко сказал я.
— Они же люди, — укоризненно заметила Маргарита, которая всё еще дулась на меня, но несмотря на это промолчать не смогла — характер такой.
— Тогда людей скидывайте, — покладисто поправился я. — Только побыстрее.
— А ты?
В ее глазах читалась тревога. Что, кстати, не мешало ей обижаться. Странное сочетание.
— А у меня тут дела, — мягко сказал я. — И если ты увяжешься за мной, погибнут остальные.
Тревога за меня в ее глазах потухла. Осталась одна обида.
— Ну и ладно, — сказала она — и первой шагнула к дыре в трубе конвейера.
Потенциальные жертвы фабрики смерти никак не реагировали на то, что мы освобождаем их от оков и вытаскиваем наружу. Полностью индифферентные, безволосые тела с бессмысленным взглядом.
— Лежать, — сказал Рус — и трое освобожденных покорно опустились на пол, после чего сразу свернулись в позу эмбриона, подтянув колени к подбородку. Это меня, кстати, тоже покоробило — люди ведь, не собаки… Но Вельский словно чувствовал, что у меня на душе.
— Они понимают только простые команды, командир, — сказал он. — Они только с виду люди.
Его слова меня не убедили. Но сейчас была не та обстановка, чтобы вести беседы о нравственности и человечности. Тем более что последний термин к нам уже, в общем-то, не относился.
Девчонки, ставшие вдруг на удивление послушными, уже лежали в вагонетках.
— Как утилизируют отходы? — спросил я тихо, чтобы они не слышали.
