Марина криво усмехнулась джентльмену с птичьей фамилией, мол, любопытствуйте сколько влезет, сэр, я никому ничего не объясняю. Можете даже подозревать меня в торговле живым товаром с османскими извращенцами, ваше право.
— Пять с половиной, — попробовал настоять на своем Чирей.
Марина смерила его презрительным взглядом и дала десять. Ради двух девочек постарше, которые уже годятся в «особый» бордель, португальская крыса не раскошелится больше, чем на шесть монет. Их же надо кормить, поить, держать в чистоте. А они возьмут и помрут! Нет, Чирей не любит рисковать ни целостностью своей шкуры, ни деньгами. Крыса.
Она оказалась права. Чирей выругался, ожег ее ненавидящим взглядом и отступил. До следующего раза.
Дальнейшие торги Марину не интересовали, зато были весьма удобны для того, чтобы коротенько рассказать Торвальду об их участниках. Тот слушал, приглядывался к лотам, но явно ждал кого-то определенного.
Марина даже могла сказать, кого именно.
— Выбирай себе матросов, Торвальд, и приходи вон туда, в задние комнаты, — минут через десять велела Марина, ни секунды не сомневаясь в повиновении, и покинула торги. В том, что Торвальд выберет правильно, она тоже не сомневалась.
И здесь она не ошиблась. Через четверть часа Торвальд явился в сопровождении двух совершенно одинаковых здоровенных и косматых северян.
Марина к тому моменту успела поговорить с тощей женщиной, матерью самой маленькой из девочек и бывшей кормилицей графской дочки. Так что ее покупки уже утерли слезы страха, уцепились друг за дружку, чтобы не потеряться, и были готовы идти в новую жизнь.
Матросы — северяне пялились на девочек и Моргана с нескрываемым удивлением, разве что у виска не крутили. Зато о каменную физиономию их капитана можно было топор точить.
— Вперед, Торвальд Харальдсон. Я обещал тебе красного петуха, — подмигнула ему Марина.
Глава 21, где курочек меняют на петуха, а ведьма отказывается варить зелье
Норвежец порадовал невозмутимой физиономией еще раз: когда она повела всю компанию, включая новых матросов «Ульфдалира» и стайку детей, прочь из города, к дикому каменистому берегу. Там она попросила каждого взять по камню, самому красивому или самому большому, какой смогут унести. Норвежец подал пример, взвалив на плечо изрядный булыжник. Его матросы переглянулись и взяли по такому же. А девочки набрали разноцветных, обкатанных морем — кто с кулак, кто побольше. Сама Марина взяла обломок кварца с прожилками, блестевший сколом на солнце.
Физиономия Торвальда оставалась такой же невозмутимой, пока они шли обратно в город, к окраинной улице. Разномастные домишки лепились к склону холма, у одних заросшие кактусами палисадники занимали площадь чуть больше шляпы, у других росли целые сады авокадо, манго и агавы. Большинство заборов были глинобитные, где-то беленые известью, где-то облезлые. И лишь один, неровный и в самом высоком месте едва доходящий Торвальду до пояса, был каменным. Причем камни были самые разномастные, от здоровенных кусков местного желтоватого известняка до обломков цветного мрамора и черного базальта, а раствор местами совсем свежим. Окованные медными полосками деревянные ворота были забору совсем не по размеру, словно делались на вырост.
Над чудным забором склоняли тяжелые ветви ухоженные золотые манго вперемешку с апельсинами, агавами и мандаринами, ближе к дому росли в три ряда маленькие яблони и сливы — деревьям было года по два. И совсем наособицу, посреди вересковой лужайки перед домом, тянулись к солнцу испанские «каменные» дубки, всего-то ростом в пару футов. Сам же дом мало чем отличался от обычных для Тортуги легких построек под крытой пальмовыми листьями крышей. Разве что опорные столбы обвивали вырезанные по дереву змеи, дверь была расписана трилистниками и чертополохом, и на окнах висели амулеты, сделанные из всякой всячины: от драгоценного голубого янтаря до бросовых ракушек и птичьих перьев.
Именно к этому дому и привела Марина всю честную компанию.
К чести кормилицы, она не стала креститься и шептать молитвы, ее девочки — тоже, лишь с любопытством глазели по сторонам. А вот матросы — северяне осенили себя крестным знамением, поплевали через левое плечо и поглядели на Марину с суеверным ужасом. Она же привела их к ведьме!
На стук дверного молотка из сада выскочили сразу три девчонки лет десяти — двенадцати, одетые в простые полотняные платья, подоткнутые для удобства работы. Увидели Марину, просияли, залопотали на дикой смеси английского, испанского и французского. Самая старшая, Жанетт, побежала открывать ворота, остальные две — за дом, призывая Кассандру.
— Капитан Морган! Как здорово! А у нас рагу с кроликом на обед, вы же останетесь обедать? — радостно трещала Жанетт, кидая любопытные взгляды на стайку девочек и их кормилицу. Северян она проигнорировала.
— Конечно, мы останемся обедать, — улыбнулась ей Марина и потрепала по голове. — Познакомь девочек с остальными.
Жанетт как раз увела кормилицу с девочками за собой, когда в дверях показалась Кассандра.
За спиной Марины обалдело и восторженно выругались сразу на три голоса. Что-то про валькирию и Вальхаллу.
Кассандра и в самом деле куда больше походила на валькирию из северных легенд, чем на ведьму. Ростом самую малость пониже Торвальда, со светлой улыбкой и кулаками молотобойца, она едва перешагнула вторую дюжину лет. Совершенно несерьезный возраст для ведьмы! Мало того, Кассандра даже и не собиралась одеваться в соответствии с ремеслом. Выдающийся бюст обтягивало холщевое платье, крашеное вайдой и отделанное трехцветной тесьмой, светло — рыжие волосы были заплетены в две косы и прикрыты белой косынкой, повязанной на пиратский манер. Амулет на ней был всего один — оплетенный кожаным шнурком невзрачный камешек. Никакого вам вороха «колдовских» оберегов, браслетов, перышек и прочей ерунды, никаких безумных причесок и странных нарядов. Обыкновенная шотландская девица, не особо красивая и уже совсем не юная.
Правда, улыбка…
Несколько мгновений Кассандра вглядывалась в Марину — северян она словно не замечала — и вдруг просияла, словно ласковое валлийское солнце выглянуло из туч. Ни слова не говоря, подошла, дотронулась до феникса на ее берете и удивленно отдернула руку.
— Ай! — Лизнула обожженный палец, покачала головой. — Твой феникс нашелся, хорошо. Прошу в дом.
Северянам она небрежно указала рукой на кучу камней около ворот, мол, складывайте, а дальше — на что духу хватит. Истинно загадочная и недосягаемая ведьма! Для северян. Марина-то прекрасно видела, каким взглядом Кассандра одарила спину Торвальда. Правда, когда он обернулся, Кассандра вновь его не замечала. А хваленая северная невозмутимость уже вовсю трещала по швам: холодные глаза горели, на скулах играли желваки. Как же так, его, такого могучего воина, и не замечают!
Марина бы посмеялась над тем, как Кассандра взялась вываживать жеребца, но ей было не до того.
