Но Димка встал на сторону отчима.
– Мам, я, конечно, горжусь тобой и все такое, но ты и правда слишком увлеклась этим интернатом.
– Свой бизнес совсем забросила, – вставил Борис.
– А то, что я второй фирменный магазин на днях открываю? И от сторонних торговцев отбоя нет? Вещички с логотипом «Натали» на прилавках не залеживаются!
– Ну, так расширяйся!
– Дим, яйца курицу не учат… или ты у нас третий бизнесмен в доме?
– А что? Кровь – не вода, только я в другой области думаю бизнесом заняться. Хочу продюсером стать.
Супруги мигом забыли, что только что обсуждали Наташино «мотовство», оба уставились на Димку.
– Ты что, в консерваторию передумал поступать?
– А где у нас на них учат? – поинтересовался Пахомов.
– Продюсерские курсы есть при театральных вузах, а консерватория… Можно, в конце концов, параллельно учиться.
Наталья немного успокоилась.
– Сынок, а ты не много на себя решил взвалить? Выдержишь ли?
– Нормально, только так и надо! Молодец! – похвалил Пахомов. – Поставил цель и ищи способы ее добиться!
Вечером, уже в постели, Наташа вернулась к этому разговору.
– Ему еще год в училище, может, передумает?
– Может и передумает, но в любом случае – у парня есть амбиции и он не трутень, а работяга, весь в тебя.
– И в тебя.
– Я-то тут при чем?
– Ты в его воспитании больше участия принимал, чем родной отец. Сашка – фигура номинальная.
– Однако отцовскими опусами у него целая полочка заставлена, – с некоторой долей ревности заметил Боря.
– А видятся они три раза в год. Я, пожалуй, позвоню Соловьеву, напомню, что у него сын есть.
– Не стоит. Димка уже большой и, по-моему, от этого совсем не страдает, зато фальшивое внимание к себе сразу раскусит. Пусть все идет своим чередом. Может, когда сын станет старше, он будет отцу более интересен, и они подружатся. А если этого не произойдет – значит, так тому и быть. Вот я, считай, почти всю жизнь без отцовской любви прожил, и ничего, – Борис тяжело вздохнул. – Знаешь, меня всегда мучил вопрос, почему мама ради отца от сына отказалась? Думал, что боялась его, а, оказывается, так любила, что всего на день пережила… В понедельник сорок дней, как ее нет… Съездишь со мной на кладбище? Хотя, ты их не знала совсем…
– Съезжу, конечно. А скажи, у тебя сейчас, когда их не стало, нет чувства вины?
– Конечно, жаль, что не смог с отцом помириться. Первые годы после разрыва с ним я мечтал: вот добьюсь чего-то, диссертацию защищу, машину, квартиру куплю – и приду к нему. Скажу, что и без его помощи стал вполне успешным и счастливым. Но он и слышать обо мне не хотел. Потом я повзрослел, и желание доказывать ему что-то ушло. Чуть не тридцать лет его не видел… Ну почему он был такой упертый, почему хотел из меня сделать свою копию? Лет до десяти мне нравилась морская форма, но он хотел на весь век меня в китель запаковать. А я терпеть не могу подчиняться чужим приказам, говорить: «Есть, так точно, ваше приказание выполнено…» Именно так он заставлял отвечать. Меня от этого тошнило, также как от его штампованных военных формулировок – подразумевалось, что это юмор, – Боря помолчал. – Нельзя за детей насильно выбирать в жизни путь. Вот и Димка – пусть поступает, как хочет. Он же не двоечник, не лентяй? У тебя отличный сын.
– У нас, – поправила его Наташа.
В один из августовских дней Пахомов вернулся с работы довольно рано, Наташа была на кухне, подогревала ужин. По телевизору шли «Вести». Передавали сюжет из парламента. На словах Селезнева: «Я не понял…» Борис как раз вошел в кухню.
– Что там опять? – поинтересовался он, садясь за стол.
– Ты что, не слышал? В очередной раз власть меняется. И непонятно, кого Ельцин на сей раз в премьеры предлагает, не то министра железнодорожного транспорта, не то комитетчика. Вот они теперь там все с записочками бегают, да перезваниваются.
«Нет, все-таки Путин Владимир Владимирович, мне вот сейчас передали», – сказал Селезнев в телевизоре.
– Путин? – удивился Пахомов.
– Проголосуют или задробят?
– Проголосуют, куда они денутся! Побоятся теперь. Ельцин их в тот раз здорово припугнул! Три раза не голосуют, и распустит Думу. А не разойдутся, так танки на что?..
Пока Наташа накрывала на стол, в стране появился новый премьер.
Борис достал коньяк.
– За это стоит выпить! Вроде бы на этот раз того, кого надо, выбрали.
– Ты что, знаешь его? Он вроде гебешник.
– Лично не знаком, но доводилось видеть в начале девяностых, когда он у Собчака вице-мэром был. А что комитетчик, так это и неплохо. По крайней мере, дураков в этой конторе не держали. А он мне понравился, соображает быстро. Несмотря на неяркую внешность очень обаятелен, и посмотри, – он указал на телевизор, где показывали документальные кадры и фотографии нового премьера, – за эти он годы не прибавил в весе. А Чубайс и Степашин, да те же Немцов и Явлинский – их просто не узнать, такие гладкие стали. А этот все такой же. Спортсмен, кажется, самбо или дзюдо занимался.
– Это еще не показатель, можно быть мировым парнем и хреновым политиком.
– Нет, я в него почему-то верю, мне кажется, он из тех, кто за страну болеет, и не трепло.
– Ну, дай-то бог! – пожала плечами Наташа, поднимая рюмку.
Глава 44
Утром 31 декабря, когда всей семьей украшали гостиную к Новому году, Боре позвонил Новоселов, и он вышел говорить в коридор.
Наташа наряжала елку, игрушки ей под руководством няни подавала Милочка. Девчушка говорила: «Дай», потом передавала шарик маме: «На, весь».
Димка с бабушкой украшали комнату гирляндами, постепенно она приобретала все более праздничный вид.
Вернувшись в гостиную, Пахомов громко сообщил:
– Ельцин отрекся от власти в пользу Путина!
– Что???
– Ушел в отставку и объявил преемником Путина. Включайте телик, скоро передавать будут.
Но экстренное сообщение последовало лишь через час. Начались бесконечные телефонные звонки, которые не прекращались до глубокого вечера.
Когда около полуночи президент в очередном повторе сказал: «Я ухожу», Наташа не выдержала:
– Ну, уходи уже, наконец! Сделал народу самый лучший новогодний подарок, и уходи!
– И это символично! – напыщенным тоном произнес Пахомов, когда умолк смех после Наташиной реплики. – В новое тысячелетие с новым президентом!
– Пап, новое тысячелетие начнется только через год!
– Да знаю я, Димка! Рождество Христово и все такое… Но вот скажи, если у тебя было 1999 рублей, это тысяча с хвостиком, а 2000 – это уже две.
