– Я не страдал, – безжалостно заявил я. – У меня была Ириш.
– Ты с ней был счастлив? – спросила моя волшебная девочка.
Всего-то и делов было раскрыть пасть и выдавить из себя один-единственный утвердительный звук. Но я не сумел этого сделать. Должно быть, старею.
– Вот, – удовлетворенно кивнула Диана. – Это не измена. Это просто физиология. Кобелизм. И у меня тогда – тоже не было никакой любви, один проклятый кобелизм, только женский. Какая же я была дура…
– Подруга, – сказал я. – Отныне ты свободно можешь кобелировать с кем угодно, когда угодно и сколько угодно раз. Клянусь тебе, что больше я тебя не брошу, как бы ты мне ни изменяла. Я просто убью тебя и закопаю за Периметром. Верь мне, так все и будет.
– Я верю тебе, сволочь. – Динка покорно прикрыла глаза, обняв меня и прижавшись ко мне всем телом.
– Ты сейчас доиграешься, – сказал я, потому что ее ладошка уже спустилась по моему животу ниже всяких приличий и теперь играла с несколько утомленным, но еще вполне готовым к подвигам Хемулем-младшим.
– Ну? – несказанно удивилась Динка. – Прямо вот доиграюсь?
Чертов попугайчик.
– Не буди во мне зверя, – предупредил я. Впрочем, зверь уже был разбужен, торчал вертикально и требовал жертвы. Я внезапным рывком перекатился на постели и придавил пискнувшую от неожиданности подругу всем весом. – Пощады, сучка?
– Отсосешь, – дерзко отозвалась придавленная подруга.
Этого я простить ей не мог и в четвертый раз доказал, как по ней соскучился.
В дверь стучали. Я разом проснулся – но не от стука, а оттого, что Динка выскользнула из моих объятий и мне вдруг стало неимоверно одиноко, холодно и плохо.
Я раскрыл глаза. В рассветном полумраке я сумел разглядеть силуэт подруги, которая как раз запахивала халатик.
– Что случилось? – спросонья пробормотал я. И тут в дверь снова постучали – коротко, громко и требовательно. – Пусть идут к черту. Наши скинули бы на ПДА, если что срочное…
– А если это военные? – сказала Динка. – Дверь сломают.
– Стой, – сказал я, стремительно приходя в себя. Сгреб стакан с водой, стоявший у изголовья, вылил себе на голову. В голове начало проясняться. – Не торопись.
У Динки в доме не было звонка. Я никогда не спрашивал почему, а она не считала нужным объяснять. Мне это не мешало, но именно благодаря этому я изучил особенности стука в ее дверь. Не раз приходилось стучать рано утром, когда я, грязный, потный и израненный, возвращался из вылазки за Периметр. Дело в том, что стук костяшками пальцев или кулаком в тяжелую и плотную дубовую плиту выходит едва слышным. Чтобы тебя услышали с той стороны двери, колотить в нее надо чем-нибудь массивным и металлическим: контейнером для артефактов, ребром пряжки советского солдатского ремня или каким-нибудь булыжником.
Или тяжелой пистолетной рукоятью. Такой стук ни с чем не спутаешь.
Я сел на кровати, одними губами проговорив: «Пистолет!»
Когда-то Бубна выхлопотал Динке разрешение на хранение и ношение оружия. Скажем, если военные задержат на улице с пистолетом за поясом меня, мне грозят очень серьезные неприятности вплоть до тюремного заключения. Как рецидивисту и по совокупности эпизодов. А вот Диана Эдуардовна имеет официальное право носить личное стрелковое оружие с собой и даже пускать его в ход, если возникнет угроза ее безопасности. В некоторых отношениях быть молодой и красивой сучкой весьма неплохо.
Беззвучно ступая, я приблизился к двери, приложил к ней ухо. Из-за двери отчетливо доносилось тяжелое дыхание.
Тихонько подошла подруга, сунула в ладонь рукоять «Вессона». Посмотрела на меня: дальше что? Я сделал приглашающий жест: ты хозяйка, ты и распоряжайся.
– Кто там? – настороженно спросила Динка.
– Это Хемуль! – придушенно донеслось из-за двери. – Открывай, детка, беда!
Голос у самозванца был нарочито хриплый и задыхающийся, так что опознать его было совершенно невозможно. Правильный тактический ход. Но слава богу, значит, предателей среди наших нет – вряд ли кто из завсегдатаев «Штей», присутствовавших вчера вечером в баре, сомневался, где я проведу эту ночь.
Динка остро зыркнула на меня широко распахнутыми черными глазами, блеснувшими в полумраке: что делать будем, комиссар? Я поднял бровь: что, красавица, не слышишь – я пришел? Надо впустить дорогого гостя.
Отодвинув подругу в сторону, я откинул массивный металлический засов – без него в этих беспокойных местах никак, – щелкнул замком. И едва успел выпустить из рук головку замка – с той стороны дверь резко рванули на себя, и внутрь сунулся мужик в камуфляже без каких-либо опознавательных знаков. Я так думаю, он вряд ли ожидал, что в доме окажется еще кто-то, кроме слабой женщины, поэтому попер напролом.
Первой его ошибкой было то, что он принял Динку за слабую женщину. Второй – то, что он не предусмотрел меня.
Плавным движением сместившись в сторону, я ухватил его за грудки и резко дернул на себя. Не ожидавший такого коварства ублюдок, продолжая собственное движение, со всего размаха врубился в стену прихожей. Одного удара хватило, чтобы он в беспамятстве сполз на пол. Ногой я отшвырнул «Форт-12М», который он выронил при падении.
Дилетанты, солить твою капусту.
Двое других камуфляжных, страховавшие своего кореша на крыльце, разом полезли в распахнутые двери, подтверждая уже сложившееся у меня мнение. Первого я встретил боковым в челюсть, использовав рукоять Динкиного пистолета в качестве кастета, второму подсек ноги, и он во весь рост грохнулся с крыльца следом за первым.
Больше нападавших не было. Едва ли при такой профанской организации нападения у них был предусмотрен снайпер, но я на всякий случай скользнул быстрым взглядом по двору и окрестным деревьям. Береженого, как известно, Черный Сталкер бережет.
– Замерли оба, – скомандовал я, направив в сторону противников дуло пистолета.
Получивший рукоятью по морде слабо барахтался на усыпанной опавшей листвой земле. А вот второй, пострадавший меньше, целеустремленно вытаскивал из-под себя автомат Калашникова, на который приземлился при падении.
– Забудь, – угрюмо велел я. – Брось в сторону, гнида. Руки на землю.
Ага. У меня сложилось такое ощущение, что я разговариваю с глухим. Или на меня просто забили болт. Неизвестный громила деловито приподнялся на локтях, перехватил автомат за цевье. Он проделывал это неторопливо, словно меня тут и не было вовсе.
– Парень, ты уже труп, – поспешно проговорил я, усиливая нажим на спусковой крючок. – Брось дуру, живо!
Ноль внимания. Так работать могут только олигофрены или совсем крутые перцы, уверенные в себе на пятьсот процентов. Хотя последние мне еще ни разу в жизни не встречались. Поверженный незнакомец перехватил автомат поудобнее и стал поднимать ствол.
