А воздух становится хуже — наверное, забита вентиляция. Это, пожалуй, к лучшему — хоть оттуда до нас не доберутся. Ничего, потерпим, время есть, а потом будет видно, что и как.
Жаль, нельзя закурить. Самое полезное для нормального человека, не лентяя, занятие — покурить, когда никакой работы нет. Сразу же откуда ни возьмись ощущение: не лодырничаешь, занят делом.
Удар в дверь заставляет Вычета подпрыгнуть. Но оружие у него наготове, а это главное. И руки у парня вроде не дрожат.
Новый гулкий удар, мощнее первого. Что хотите со мной делайте, но этот удар нанесен не лапой. А вот хрена вам, твари, с этой дверью вы не справитесь!
Третий удар заставляет стальную дверь чуть заметно выгнуться в нашу сторону. Чем они там бьют? Бревном, что ли? Быть того не может — негде разогнаться…
— Иди-ка включи-ка свет.
Чего уж теперь, пусть хоть светло будет. Страхуюсь от самой маловероятной случайности. Если дверь окажется слабее, чем я думал, и все-таки рухнет, то ворвавшиеся твари будут хотя бы на недолгое время ослеплены, ну а дальше… убойную силу пули еще никто не отменял, даже Зона.
Вычет исполняет требуемое. Ладно, подождем… Время на нашей стороне. Думайте, твари, думайте, как сделать из нас мясо. Соображайте, время идет.
А свеча, пожалуй, зря горит. Потушу.
— Там! — кричит вдруг Вычет.
Твою мать! Железная решетка на вентиляционной отдушине ходит ходуном, дребезжит на ржавых винтах, а винтов-то всего два…
— Стрелять? — спрашивает Вычет.
— В кого? Там пусто.
Это телекинез, теперь я уверен. Значит, не врали сталкеры о бюрерах — они это умеют. Зябко как-то становится. Мы их только слышим, а учуять не можем, не берет детектор живую массу сквозь стальную дверь, а они нас и услышали, и учуяли, и уже взялись донимать. Решетка-то им зачем?
— Голову береги, — говорю на всякий случай.
Вовремя.
Дзень! Ломая последний крепежный винт, решетка летит, как нацеленная хорошим пинком, — и сразу становится темно. Прямое попадание. Твари целили не в нас, а в источник света. Люминесцентная трубка под потолком разлетается осколками, а свеча гаснет.
— Фонарики! Оба!
Свечу сперва в сторону вентиляционной отдушины — оттуда никто не лезет, как я и ожидал, — затем перевожу луч на дверь. Рядом Вычет с проклятиями копается в рюкзаке. Ага, нашел свой фонарь-эспандер. Качай его, качай. Развивай мускулатуру кисти.
Вновь зажигаю свечу. Теперь лишний источник света нам не помешает, и нет смысла экономить. Прожить бы еще несколько часов, за это время должен кончиться выброс. Потом придется идти на прорыв, потому что бюреры — твари упорные в своих намерениях. Не силой возьмут, так измором.
И как подтверждение моих мыслей — долгая-долгая пауза. Лениво течет ползучее время, капает минутами. Кап. Кап. За дверью тихо. Как не было ничего. Вычет недоуменно вертит головой, то и дело проверяет лучом жужжащего своего фонарика отдушину — не верит, что все кончилось. Это правильно, я тоже не верю. Твари подземелий всегда голодны, они так просто не отступятся.
Почему они — телекинетики! — не могут заставить наши рюкзаки летать, стуча нам по головам, а автоматы саморазрядиться, я в общем-то догадываюсь. Чтобы взять, надо знать, где лежит. Хватать вещи наугад, не видя их, — чего доброго ментальный пупок надорвешь. Бюреры осторожны — работали вслепую только с теми предметами, расположение которых хорошо знали. С вентиляционной решеткой и люминесцентной трубкой.
Но дверь крепка. Может, они все-таки обломают о нее зубы?
И вдруг колесо на двери с тихим скрипом начинает медленно поворачиваться, выдвигая из пазов на косяке стальные стержни.
Однажды я держал новичка, затягиваемого «воронкой». Я и сам был тогда лопоухим желторотиком и лишь в теории знал, что по Зоне нельзя ходить в связке. Словом, позволил уговорить себя, дурак. Пошли, веревкой обвязавшись. Альпинисты гребаные. «Если друг оказался вдруг», ну и так далее. Дело было после заката, а ночью «воронку» увидеть так же трудно, как черную кошку в темной комнате. Почему на аномалию не среагировал детектор — до сих пор не знаю. Конечно, бывают особенные, нетипичные «воронки», но и детектор детектору рознь. Парень крикнул, упал на растрескавшийся асфальт и поехал, а я, сам не знаю как, успел набросить петлю веревки на какую-то надолбу, что торчала из асфальта между нами, сам уперся в нее ногами и попытался остановить затягивание напарника в гравиконцентрат. Не остановил, лишь сильно замедлил. Потом одни старики говорили мне, что я молоток и ничего другого сделать все равно не мог, зато хотя бы попытался, а другие называли меня дурачком, потому что парня я уже все равно не мог спасти ни при каких обстоятельствах, только заставил помучиться. Не знаю, сколько времени я держал — может, минуту, а может, секунд десять-пятнадиать всего. Губу насквозь прокусил, ладони стер в кровь. Потом увидел и услышал, как моему напарнику сломало веревкой позвоночник, да и надолба начала крошиться — и тогда уже хотел резануть по веревке, но нечем было достать нож… а потом парня затянуло глубже, и веревка сама порвалась…
Очень я не хотел заниматься впредь чем-либо подобным. А пришлось.
Повалив свечу, мы с Вычетом бросились к двери одновременно и вцепились в колесо. Нам даже удалось немного повернуть его обратно, а потом то ли у нас иссякли силы, то ли к телепатам с той стороны подошло подкрепление. Несколько минут мы держали колесо, и оно не двигалось ни туда, ни сюда. Потом вновь стронулось и медленно, миллиметр за миллиметром, поехало против часовой стрелки — на отпирание.
— Держи…
Не приказ это — стон. Мышцы давно напряжены сверх меры и уже устали, скользят по металлу потные ладони. Эх, рычаг бы сюда! Хороший толстый лом. Но нет поблизости ничего, что сошло бы за рычаг, а если бы и было, не помогло. Не успели бы вставить. Одному мне нипочем не удержать проклятое колесо, а Вычету тем более.
Висну на колесе всей массой. Без толку — вращение колеса приподнимает меня. Не удержать. Значит, так… По команде — разом отскакиваем, хватаем автоматы. Не видно других вариантов. Того фонарика, что у меня в зубах, будем надеяться, хватит. Один ведет огонь, другой в это время перезаряжает свободный автомат. Уж мы их встретим… А сколько у нас снаряженных магазинов?
До слез мало.
Ничего, успокаиваю себя, сдюжим, — а колесо все вертится, медленно так, неспешно, зато неостановимо. Ничего… Может, мы покрошим их всех. Да и твари… может, они не настолько посходили с ума от голода, чтобы попереть на автоматы всей стаей? Жить-то им хочется, нет?
Блин, это же бюреры… Уж кто-кто, а эти способны на что угодно, логикой их действия редко пахнут. Ладно, чего гадать, сейчас поглядим, что они для нас приготовили.
Вот-вот стальные штыри выйдут из пазов. Недолго нам осталось мучиться.
— Приготовься, — хриплю я невнятно, как у стоматолога — фонарик в зубах мешает внятной дикции. — На счет «три». Разом бросаем колесо, отскакиваем, я открываю огонь, ты только перезаряжаешь. Понял меня? Точно понял? Готов? — Вычет кивает. Почему-то он кажется мне странно спокойным. — Ну… Раз, два…
