— Ну и пусть.
— Что значит пусть? — Филипп даже замер на месте.
— Я не хочу, чтобы ты подавал на отца в суд. А с Ромовым я сама разберусь.
— Ты странно себя ведешь. Не могу понять, как ты будешь с ним разбираться?
— Еще не знаю, но прошу, успокойся. Я почему-то уверенна, что их путешествие завершится благополучно.
— Как ты можешь знать?
Марина едва заметно пожала плечами.
— Иногда люди чего-то знают, а вот, как и почему они этого не знают.
— Я ненавижу произвол во всех его проявлениях. А для отца — это совершенно нормально.
— Его уже не изменишь. Лучше помирись с ним. Ваше противостояние бесполезно.
— Ты как-то странно заговорила.
— Ты думаешь. — Марина задумалась. — Может быть. Я хочу пойти прямо сейчас к Ромову.
— Зачем? — изумился Филипп.
— Нам надо объясниться.
— Но о чем ты собралась с ним говорить?
— Я же сказала, еще не знаю. Посмотрим.
— Я с тобой.
Марина отрицательно покачала головой.
— Нет, я сама. Это нисколечко не опасно.
Марина поспешно вышла из каюты, ей было не просто находиться там вместе с Филиппом. Она вдруг поймала себя на том, что не знает, о чем и как с ним говорить. Они словно поют одну мелодию в разной тональности.
Ромов, увидев Марину, даже оторопел. После своей попытки ее убить, он старался обходить бывшую любовницу стороной.
— Можно войти? — спросила Марина.
Ромов посторонился и пропустил Марину. Она внимательно осмотрела каюту и невольно сморщила носик; когда они жили вместе, такого беспорядка тут не было. А сейчас даже сесть негде.
Марина не без труда примостилась на краешке стула, на котором высилась целая горка одежды. Ромов все также стоял неподвижно и даже не сделал попытку ее убрать.
— Зачем ты пришла? — вдруг спросил он.
— Захотелось поговорить.
— О чем?
— Не знаю.
Глаза Ромова расширись от возмущения.
— Это как понимать?
— Не сердись, ладно. Я попытаюсь объяснить. Сначала себе самой, потом — тебе. Точнее, одновременно.
Ромов пристально посмотрел на Марину, уж не издевается ли она над ним.
— И как будешь объяснять?
— Ты не должен меня бояться. Ведь ты это делал не со зла. Я знаю, ты не так уж плохо ко мне относишься. Это было что-то вроде помутнение рассудка. Ведь так?
Ромов не совсем уверенно кивнул головой, он никак не мог понять, куда она клонит. И зачем вообще пришла?
— Вот видишь, я так и думала. Просто деньги помутнили твои мозги. Я же помню, как много мы беседовали о них, это была бесконечная тема. Мы могли о ней говорить с утра до вечера.
— Потому что их никогда не было.
— Не думаю. Если бы они у нас были, мы все равно беспрерывно говорили бы о них. Это такая навязчивая идея. Я тоже еще недавно думала, что постоянно думаю о деньгах, потому что их нет. Но тут о них думают и говорят все: и те, у кого они есть и те, у кого их нет. И только Андрей Васильевич о них не думал. Вернее, он думал, но исключительно из-за сына. А не болей он, то вообще не обращал бы на них внимания.
— Он не похож на всех нас, у него все по-другому.
— У нас тоже может все быть по-другому.
— Это как?
— Так как у них.
На лице Ромова промелькнула презрительная ухмылка.
— Ты записалась в их веру?
— Нет, — смутилась Марина. — Я вот думаю… — Она вдруг замолчала.
— И о чем думаешь? — поинтересовался Ромов, не дождавшись продолжения.
— Если бы я знала о чем, — вздохнула Марина.
— Д а о чем тебе думать, ты будешь скоро богатой дамой.
— Да, может быть, — пробормотала Марина. — Но я пришла, чтобы сказать тебе совсем другое. Я не хочу, чтобы ты думал, что я тебя ненавижу или отношусь как-то в этом духе.
— А что я должен думать? — слегка насмешливо произнес Ромов.
— Считай, что я тебя простила, и между нами нет никакой вражды.
— Ты это серьезно? — недоверчиво посмотрел на нее Ромов.
— Да. Я вижу по тому, что происходит на яхте, ненависть бесплодна. Она только все уничтожает. Сначала я хотела тебя просто убить. Но потом что-то случилось во мне. Ты же сценарист, ты должен хорошо представлять такие вещи.
— Я представляю, — не очень уверенно произнес сценарист.
— Тогда ты меня должен понимать. Нужно гасить возникающую в душе злобу. Любыми путями. Иначе она начинает размножаться с бешеной быстротой.
— Непременно, — пробормотал Ромов. Не издевается ли она над ним, подумал он. Откуда у этой дуры могли возникнуть подобные мысли.
— Ты мне не доверяешь?
— Как-то все неожиданно.
Марина, соглашаясь, кивнула головой.
— Для меня самой это все как откровение. Не было таких мыслей в голове, а в какой-то момент они полились, как водопад. Я сама до конца не все понимаю. Но это не так уж и важно, когда-нибудь же пойму. Как полагаешь?
— Поймешь непременно.
— Вот и я надеюсь. Так что не беспокойся, с моей стороны тебе ничего не угрожает. Я этому так рада. Это не так-то просто преодолеть в себе такие чувства. Но у меня вроде бы получается. — Марина подошла к Ромову и слегка коснулись губами его губ. — Ну, все я пошла.
Марина помахала ему рукой и вышла из каюты.
107
Почему-то всех немного удивило то обстоятельство, что Шаповалов снова созвал всех в кают-компанию для своего очередного рассказа. Обычно Ромов старался садиться немного поодаль от рассказчика, понимая, что не он тут главный. Но теперь в отсутствии Шаронова все надежды возлагаются на него. Поэтому он уверенно занял место рядом с главным действующим лицом. К тому же им снова овладела творческая лихорадка. Перед тем, как прийти сюда, он просмотрел врученные ему перед отплытием Шароновым материалы. И снова поразился его мастерству. Дан же человеку талант, и ему, Ромову, так хочется, хотя бы не превзойти, но, по крайней мере, быть не хуже. Неужели прав Суздальцев, что ему этого никогда не достичь?
Ромов бросил на продюсера враждебный взгляд. Сияет, как самовар¸ легко догадаться почему. Снова стал надеяться, что Шаповалов все же реализует свой проект. И ему обломятся немалые деньги.
Ромов поймал себя на том, что был бы только рад, если бы с проектом ничего не вышло. И Суздальцев остался бы с носом. Правда, тогда бы и он пролетел, а этого ужасно не хотелось. Вот и попробуй примирить эти два непримиримых желания. Внезапно Ромов подумал о Марине, так сильно она его изумила, что он до сих пор не может успокоиться.
