— Но вы и его предали, — напомнил я.
Орехов вздрогнул, словно получил удар в грудь. Он еще раз посмотрел на меня, но ничего не сказал и снова взялся за наполнение своего чемодана. Занятие это должно было продлиться еще довольно долго, так как чемодан был огромного размера, и я заметил, что с собой в поездку Орехов берет очень много вещей. И тут ко мне пришла одна мысль.
— Илья Борисович, у меня возникло сейчас подозрение, что мы с вами видимся в последний раз. — Я увидел, как мгновенно распрямился Орехов. — А мне честно говоря, не хотелось бы так скоро расставаться навсегда с таким приятным человеком. Наша дружба только началась.
— Я вас не совсем понимаю, — настороженно проговорил Орехов.
— Да, понимаете, чего тут не понять. Вы приняли историческое решение покинуть нас навсегда, обосноваться скорей всего в вашем любимом Париже. Намерение само по себе неплохое, но меня интересует одно обстоятельство: как оно подкрепляется финансово. Вы мне не расскажите, что вы тут замыслили?
— Я вовсе не собираюсь уезжать навсегда, в Париже мы ведем очень важные переговоры о заключении крупного контракта. Я должен быть постоянно хорошо одет.
— Не стану возражать, переговоры — вещь нужная. Но предупреждаю, я на всякий случай немедленно приму меры для того, чтобы заблокировать все счета, к которым вы имеете доступ.
Лицо Орехова стало белым, словно чистая ученическая тетрадь. Он был так ошеломлен крахом своих планов, что на несколько секунд им овладел полный стопор. Он лишь с ненавистью смотрел на меня, не зная, что предпринять. Впрочем, я был уверен, что ничего сделать он не сможет. А потому двинулся к двери, мне в самом деле нужно было принять кое-какие срочные меры.
— Стойте, — услышал я за своей спиной угрожающей голос. Я повернулся и увидел направленный в мою сторону пистолет. — Я вам не позволю помешать мне.
Я остановился.
— Каким образом вы хотите это сделать? — поинтересовался я. — Боюсь, но вам Придется убить меня, в противном случае я вам обязательно помешаю. А вот вам, например, известно, как надо избавляться от трупа? Это целая наука.
По выражению лица Орехова я видел, как тает его решимость, даже сжимающая пистолет рука задрожала сильней.
— Как-нибудь справлюсь с этим, — пробормотал он.
— Как-нибудь нельзя, иначе оставите множество следов, а они вас и выдадут-то. Тут требуется ювелирная работа.
— Так как же избавиться от трупа?
Я сделал удивленное лицо.
— Вы хотите, чтобы я дал вам полезные советы, как избавиться от моего тела. Ну, уж нет, мне мое тело не настолько еще надоело. Уж извините, но я не занимаюсь такой благотворительностью. Хотя как-нибудь на досуге я бы мог вас просветить в этом очень важном вопросе.
Всю эту белиберду я нес не случайно, так как по своему опыту знал, что подобные речи вносят большую сумятицу в души таких людей, как Орехов. Еще минуту назад он был решительно настроен нажать на курок, но сейчас его вид выдавал царящую внутри него растерянность. Его богатое воображение быстро рисовало картинки его дальнейших действий, после того, как со мной будет покончено. И по мере того, как их становилось все больше, он все яснее убеждался, что спрятать тело — для него действительно проблема. И все же он еще храбрился.
— Не волнуйтесь, если вы полагаете, что не сумею вас закопать, то вы ошибаетесь.
— Да ведь собака найдет, да и следов по незнанию много оставите. Тут надобно сделать так, чтобы от трупа ничегошеньки не осталось. А для этого надо быть большим специалистом.
Пока я все это говорил, я одновременно внимательно наблюдал за его движениями, готовясь к прыжку. Но Орехов вел себя осторожно, держась на безопасном расстоянии. В данной же ситуации больше всего я боялся того, что он может выстрелить с перепугу.
— Хватит, мне надоело все это слышать. Вы стоите на моем пути, вы все мне мешаете, понимаете вы это! — вдруг истерично воскликнул он. — Какой дьявол дернул вас вторгаться в мою жизнь? Я знаю, если я вас не убью, вы не дадите мне жить.
Орехов поднял руку и в его глазах я прочитал, что он, в самом деле, готов к выстрелу. Ждать больше было нельзя, я сгруппировался и бросился ему под ноги. Выстрел прозвучал, пуля прожужжала в каких-то миллиметрах от моей головы. Но в этот миг я ударился корпусом об его колени и повалил Орехова на пол. Затем схватил руку с пистолетом и вывернул ее так, что он был вынужден разжать пальцы. Пистолет с грохотом шлепнулся на пол. Я оттолкнул Орехова от себя, а сам поднял оружие и направил его на него.
Сейчас он представлял из себя довольно жалкое зрелище. Я редко встречал столь раздавленного человека, он раболепно улыбался мне.
— Не убивайте, я боюсь смерти. Я хочу жить!
— Все хотят, — заметил я, по прежнему смотря на него через мушку пистолета. — Думаю, вы согласны, что заслужили свою участь.
— Да, да! — горячо согласился он, — но я прошу, будьте великодушны. Я на все согласен.
— Это уже лучше, — сказал я. — Что вам сказал вчера Барон?
— Он говорил о том, что наступает решительный этап борьбы за концерн. И просил меня во Франции дать понять партнерам, что отныне первый человек здесь он. Он хочет замкнуть на себя все управление.
— Каким образом, ведь формально он даже не второе, а третье лицо в концерне?
— Да, третье, но он держит в руках финансы, и если я его правильно понял, он собирается сделать так, чтобы они все сходились на нем. Все будут думать, что они владеют реальными деньгами, а на самом деле это должно быть не более чем фикция. Это какая-то двойная система. Я не совсем понял, да и он был немногословен, он говорил мне лишь то, что касается меня.
— Что же именно?
— Он хочет, чтобы я во Франции заключил как бы два контракта: один с концерном, а другой с фирмой, которую он создал. И реальный контракт — с этой фирмой, а тот, что с концерном, он сделает так, что он не будет исполнен. И тогда последуют очень большие санкции, концерн может быть признан банкротом. Ну а он постарается, чтобы все затем отошло бы ему.
— Недурно замысленно. — Я вдруг почувствовал, что устал стоять и сел на диван. Орехов посмотрел на меня и сделал тоже самое, только он сел на стул. Он не отрывал от меня взгляда, как подсудимый от судьи в ожидании приговора.
— Что мне делать? — робко спросил Орехов.
— Понятие не имею, это не мне решать. Я не руководитель концерна, а лишь советник по безопасности. А то, что вы представляете опасность, в этом нет сомнений. Когда у вас самолет?
Орехов взглянул на часы.
— Через шесть часов.
— Пожалуй, вам стоит вылететь в ваш любимый Париж. Но только предупреждаю, с обязательным возвратом. В противном случае Интерпол объявит вас в розыске, оснований для этого предостаточно.
— Я понимаю, — поспешно согласился Орехов. — Я вернусь.
