— Он лег спать, — сообщила Ланина, прикрывая дверь. — Я так волновалась, — вдруг призналась она. Мне показалось, что она хотела подойти ко мне, но внезапно остановилась на полдороге.
Несколько секунд я ждал, что она будет делать дальше, но Ланина оставалась неподвижной.
— Все уже позади, — проговорил я.
Ланина посмотрела на меня и покачала головой.
— Не уверена. То, что они сбежали, это очень плохо. Они не успокоятся, не смирятся с тем, что случилось. Особенно Барон. У него счета и здесь и за границей, подписанные или намечаемые контракты. Он не может все это бросить, это не в его характере.
Я понимал справедливость ее слов, но если быть честным, меня занимали совсем иные мысли и чувства. Я вдруг уже не в первый раз почувствовал себя уязвленным ее поведением. Рискуешь ради нее жизнью, а что получаешь взамен: ее рассуждения о том, что эти парни все еще опасны для нас. Но в отличие от нее у меня есть возможность в любой момент выйти из игры — и тогда никто мне не будет больше покушаться на мою жизнь.
— Нас спас Гарцев, — сказал я.
Ланина резко подняла голову и посмотрела на меня.
— Что вы хотите этим сказать?
— То, что это случилось во второй раз.
— Гарцев почти не скрывает того, что хочет занять мое место. Барон ему мешал, поэтому он решил убрать его вашими и моими руками. Теперь он напрямую вышел к своей цели, между нами больше никого нет. Разве вы этого не понимаете? Отныне он наш главный враг.
— Да, это все так, — подтвердил я, — и все же его поведение не совсем вписывается в этот сценарий. Может, с ним можно договориться?
— Я пыталась, но он лишь делал вид, что идет мне навстречу. Впрочем, можно еще раз попробовать. — По губам Ланиной пробежала странная улыбка.
— Вы что-то задумали?
— Я хочу предложить ему распустить свою службу безопасности. Между прочим, по смете концерна на нее не предусмотрены расходы. Значит, он берет деньги из других источников. Это серьезное нарушение финансовой дисциплины. Если он не согласится это сделать добровольно, я устрою проверку. И тогда ему не поздоровится.
— Мне кажется, не надо этого делать.
— Почему? — удивленно посмотрела на меня Ланина.
— У меня есть ощущение, что он дает нам знаки, что желает примириться с вами. В любом случае он не хочет идти на обострение отношений.
— Но это не значит, что я согласна танцевать под его дудку. Что он сделал, чтобы помешать Барону творить его дела? А он-то ведь знал немало, по крайней мере больше, чем я. Но он ничегошеньки мне не сказал. Вы забыли, что в результате всего этого погиб Эрнест. Плох он был или хорош, но он отец моего сына. Как вы думаете, я могу простить такие поступки?
— Не знаю, мне кажется, что простить можно все или почти все. Но Гарцев не хочет идти на крайности, — упрямо повторил я.
— Я подумаю над вашими словами, но вряд ли изменю свое решение. Мне жаль, что вы на этот раз не согласны со мной, — вдруг мягче добавила она. — Это ваша заслуга, что вы убрали Барона. Без вас у меня бы на это ушло гораздо больше времени. Хотите я вам выплачу половина обещанного гонорара? — совершенно неожиданно предложила она. — Можно считать, что вы отлично справились с заданием и имеете все права покинуть меня.
— Вы хотите этого?
— Я не сказала, что хочу это, я просто сделала вам деловое предложение. Тем более вы не согласны со мной по важному вопросу.
— Если вы не возражаете, я бы предпочел получить весь гонорар, — сказал я.
— Хорошо. А теперь идемте спать, я валюсь с ног от усталости. Вы не возражаете, я вам постелила рядом с Арсением.
Возражений у меня не нашлось.
Глава четырнадцатая
Почему-то после всех этих баталий я чувствовал себя опустошенным. Несколько дней промелькнули мимо меня какой-то серой чередой, абсолютно ничем не запомнились. Ланина вновь ушла в дела, забыв про все на свете. Я знал, что она готовилась к новому заседанию Совета Директоров, где собиралась существенно изменить полномочия оставшихся его членов. В этом деле ей активно помогал Яблоков. Он приехал на следующий день после исчезновения Барона. Мы проговорили с ним два часа, я подробно описал все события. Яблоков качал головой, слушая мой рассказ. Он был явно ошеломлен всем случившимся.
Выглядел он неважно, лицо у него было с каким-то желтоватым оттенком. Когда я спросил об его самочувствие, он вздохнул и сказал, что собирался ложиться в больницу оперировать язву. Но теперь придется отложить лечение, надо помочь «Сашеньки» справиться с делами.
Его слова не разошлись с делом, он, в самом деле, заперся в кабинете с Ланиной и в течение последующих нескольких дней они проводили там время с утра до вечера. Я же, томясь от непривычного безделья, вдруг стал много времени уделять Артуру. Мне все больше нравился этот ребенок с не по годами взрослыми глазами и взрослыми вопросами. В погоне за птицей удачи, я раньше никогда не сожалел о том, что до сих пор не произвел на свет своего потомства. Но общаясь с сыном Ланиной, я едва ли не впервые стал ощущать, как не хватает родительского фактора в моей жизни, я стал ясно понимать, каких великих радостей я добровольно лишил себя. Меня неожиданно охватило странное ощущение: я начал тяготиться тем положением, в котором оказался, нескончаемой войной всех против всех, постоянным ожиданием удара, нападения. В той жизни, что я вел, все больше ощущался авитаминоз положительных эмоций и чувств. Беспощадная борьба за личное первенство в концерне изнуряла всех ее участников, заставляла их нередко поступать так, как они совсем не хотели, но были вынужденными под мощным давлением внешних обстоятельств. И в первую очередь это касалось меня самого.
Совсем нежданно подтверждение своим мыслям и чувствам я нашел со стороны человека, от которого совсем этого не ожидал. Или ожидал? Впрочем, не это самое важное.
Гарцев приехал в особняк по вызову Ланиной. Он провел в ее кабинете примерно час. Вышел оттуда с перекошенным лицом; состоявшийся разговор явно пришелся ему не по душе. Мы столкнулись с ним, когда он уже собрался уходить. Но, увидев меня, он внезапно передумал.
— Александр Александрович, могу я с вами переговорить? — обратился он ко мне.
— Разумеется, Владилен Олегович.
— Тогда не найдется ли тут уединенного местечка.
Я привел его в свою комнату. Он внимательно ее осмотрел, затем сел в кресло. Его массивная фигура едва уместилась в нем.
Я ждал, когда он начнет разговор, но он не спешил. Вдруг он громко хлопнул себя по колену и посмотрел на меня.
— Не понимаю я этой женщины, — проговорил он. — Ей предлагаешь мир, а она хочет продолжать войну. Может, вы мне объясните, почему она так себя ведет? Между прочим, ее отец был гораздо миролюбивей.
— Мне трудно сказать, — осторожно начал я, — но мне кажется, обстоятельства поставили ее в ситуацию, когда опасно кому-то доверять.
