Я вышел из дома, подошел к железным воротам, нажал на кнопку, они отворились. Я прогуливался по тихому и почти безлюдному поселку, прикидывая, где могли оборудовать пункт прослушивания? Но вокруг меня были лишь заборы, да плотно занавешенные окна, надежно укрывающие свои тайны. Постепенно я забыл про цель, которую преследовал, и просто праздно шатался по улицам, наслаждаясь разнообразной, причудливой архитектурой особняков, непривычной тишиной и свежим, без примеси гари и выхлопных газов, воздухом.
И все же не могу сказать, что я провел время уж совсем безрезультатно. Теперь я неплохо представлял ту сцену, где предстоит действовать мне, отметил некоторые места, которые могут представлять для меня повышенный интерес. Я посмотрел на часы: пора было возвращаться.
Ланина ждала меня в гостиной. На столе рядом с ней стояла бутылка с каким-то вином, лежала пачка сигарет, дымок от одной из них вился над головой молодой женщины. Сама же она пребывала немного в отрешенном состоянии, откинувшись на спинку кресла. Я заметил, что по сравнению с дневным временем, она очень бледна. Мое появление она встретила почти безучастным взглядом.
— Вы много работали и, кажется, сильно устали? — произнес я.
Ланина задумчиво посмотрела на меня.
— Это не усталость. Я все это время читала оставленные папой документы, в них много пометок, сделанных его рукой. Мне стало грустно.
Почему вы стоите, садитесь, хотите выпить?
— Спасибо, не откажусь.
Я налил себе вина, попробовал его, к моему удивлению оно оказалось весьма крепким. Я посмотрел на Ланину. Она поймала мой взгляд и усмехнулась.
— Вас удивляет, что я пью такие крепкие напитки?
Я осторожно пожал плечами.
— Вы многое пережили в последнее время.
— Ваше объяснение неверно, я пила и когда был жив папа. Просто теперь я это делаю чаще.
Если она алкоголичка, это может осложнить все дело, с тревогой подумал я.
— Что вы обнаружили во время прогулки?
— Пока ничего особенного. Но у меня возникло несколько вопросов.
— Спрашивайте.
— Меня удивляет, что в вашем доме нет никакой охраны. Так было и при вашем отце?
Она кивнула головой.
— Папу много раз предупреждали, что ему необходимы телохранители, но он не любил, чтобы за ним кто-то все время ходил, как тень. Ему нравилось ощущать себя никем и ничем не стесненным.
— Но ведь он считался одним из самых богатых людей в стране. Разве он не понимал, что является крупной мишенью?
— Да, о нем действительно часто писали, как об очень богатом человеке. И насколько я знаю, это действительно так. Но если вы имеете в виду деньги, то их совсем немного; папа почти все, что зарабатывал, вкладывал в свой концерн. На себя он почти не тратил. Он не был жадным, просто его это совершенно не интересовало. Он хотел возродить комбинат.
— Понимаю.
Ланина вдруг схватила почти полностью сгоревшую сигарету и, пыхнув ей едва ли не мне в лицо, вскочила со своего места и нервно зашагала по комнате.
— Что вы можете понимать, такого человека, как мой отец, я ни разу не встречала. Вы знаете, что всего год назад он спас женщину; какие-то три подонка пытались ее изнасиловать тут неподалеку в лесу; папа ехал мимо, услышал крики и бросился в темноту, не имея никакого оружия. Они его едва не убили, у них у всех были ножи. Но папа хорошо дрался, когда-то он занимался вольной борьбой и сумел отбиться от этих негодяев и спасти женщину. Второго такого человека нет и не может быть.
Выпалив эту тираду, Ланина немного успокоилась и вновь заняла свое место в кресле. Она налила себе в бокал вина и залпом выпила.
— А теперь я осталась одна со всем этим хозяйством. И что я должна с ним делать? — вдруг проговорила она.
— Да, сложная задачка.
— Сложная! — Ее голос внезапно завибрировал самыми высокими интонациями. — Они хотят меня убить! Я всем только мешаю, я никому не нужна. Когда я смотрю на них, то вижу в их глазах один и тот же вопрос: ну как от тебя избавиться?
— Но я не совсем понимаю, почему ваш отец собрал вокруг себя таких людей?
— Он был очень доверчив и из-за этого плохо разбирался в людях. Ему всегда было трудно поверить в чужую подлость. Вот вы, наверное, легко в нее верите?
— В общем, да, — не стал отпираться я. — Я видел ее чересчур много, иногда даже кажется, что ничего, кроме подлости, в мире и не существует. Но, думаю, это все же не совсем так. А могу я вас спросить: вы уже решили занять место отца?
Ланина ответила не сразу.
— Об этом я все время думаю. Если я сумею отстоять свои права, то окончательно подпишу себе смертный приговор. Эти пауки в банках мне такого не простят.
— Но вы имеете все законные основания занимать это место.
— Вот поэтому-то меня и убьют, что по закону у меня все права. Или вы не понимаете такой простой вещи? — Эта фраза прозвучала как-то насмешливо-зловеще. — Самое ужасное, что это может случиться в любой момент. Я устала жить под постоянным напряжением страха.
Я испытывал некоторое смущение, так как не знал, как себя вести. Как мужчина я неплохо знал свою роль; я должен был как-то успокоить ее, может быть, даже обнять, но как ее подчиненный я не мог позволить себе подобных вольностей. Поэтому я оставался сидеть в кресле, лишь наблюдая за Ланиной.
— Мне сегодня хочется лечь пораньше спать, — вдруг после довольно длительной паузы сказала она. — Но я боюсь, а вдруг повторится тот эпизод.
— Вряд ли, — возразил я, — не исключено, что тому или тем, кто это совершил, уже известно о моем появлении. И вообще я собираюсь эту ночь посвятить не сну, а дежурству. Так что постарайтесь быстрей уснуть и не просыпаться, завтра, насколько я понимаю, вам понадобится много сил.
— Попробую, — сказала она. — Вы, в самом деле, не собираетесь спать?
— Да.
Мне показалось, что она хотела что-то сказать, но в последний миг передумала. Вместо этого захватила с собой опустошенную лишь наполовину бутылку. Поймав мой взгляд, Ланина пояснила:
— Я не собираюсь напиваться, это так, на всякий случай. Вдруг не усну, приму как снотворное.
И вот настала моя первая ночь в этом замке. Моя прекрасная дама покоилась в своей опочивальне, а верному рыцарю, обещавшему защищать ее от недругов, увы, спать не Придется. Хотя, признаться, я бы сделал это с превеликим удовольствием; день выдался хлопотным, нервным, и организм настойчиво требовал отдыха. Единственным противоядием против усталости была мысль о вознаграждении в миллион долларов. Она согревала в прохладную ночь, давала заряд бодрости, помогала бороться со сном. Я представлял, какая замечательная жизнь начнется, когда я их получу. К черту это убогое сыскное агентство, я организую нечто грандиозное. Правда что это может быть я пока не знал, но в данный момент меня это не слишком беспокоило; придет время и все станет на свои места.
