– Вот видите, я сейчас отвалю, – я опять прилипнул к носу «сушки», – а вы прямо на землю ляпнетесь. Больно будет. Да не дергайте вы рычаг катапульты, поломать можете, а вас потом под суд за халатное отношение к оборудованию!
– Я не знаю, кто ты там, – устало, уже без всякой истерики произнес пилот, – но вот перед смертью я тебе скажу – мне приказ дали, я и выполняю. И пошел ты в пекло.
– Не надо патетики, товарищ майор! – Я не менял тона. – Пока я с вами, смерти вам не видать. И про приказы – не надо! Вы на то и человек, чтобы думать и не выполнять преступные приказы. Вон посмотрите – все ваши повернули назад! (Тут я лукавил, это мы их назад завернули и приказ отдали – домой.) А приказ вам был дан, чтобы уголовное преступление прикрыть. Вот и думайте, что такое хорошо и что такое плохо. А теперь, майор, смотри и удивляйся.
Я намертво прилип, обхватив руками самолет. Интересно, чем на самом деле я его обхватил? Беспорядочное кружение и падение прекратились, и самолет тихо с выключенными двигателями стал подниматься вверх, как цеппелин. Много выше облачного слоя, рявкнув, запустились оба двигателя, и истребитель, словно очухавшаяся после сачка рыба, рванулся в темноту.
– Слышь, служивый, ты начальству про тарелку особо не распространяйся – в психушку посадят, – съязвил я, заставляя самолет крутить «бочку».
– А пошел ты!!
Ну, я и пошел. Я спокойно смотрел, как спустя две минуты из-под крыла этого самолета тихо улетала ракета в направлении цели. Я еще проследил, чтобы не было никаких ошибок. Дом на Холмах должен быть разрушен от и до. Мы Мише новую хижину кума Тыквы отстроим. А мне нужна передышка.
Глава двадцать четвертая
Сегодня день финальных дебатов кандидатов в президенты. Даже сам нынешний должен участвовать в них. Несмотря на давешний взрыв на Холмах, объявленный как авария с газовым баллоном, не повлекшая за собой жертв, я все-таки получил приглашение на Крещатик, 21, – здание центрального телевидения. Замечу, что после того случая с Мишиной виллой было проведено множество всяких формальных предвыборных мероприятий. Мое отсутствие на них почему-то никого не удивляло. Да я особенно и не возражал, так было спокойней.
Дебаты шли по плану. На маловразумительные выпады оппонентов ныне действующий президент отвечал остроумно и с огоньком. Главный оппозиционер Жищенко не явился, послав вместо себя заместительницу Жужу Плетёнко. Та, как всегда, в спорах переходила на личности и говорила глупости. Тарашко уже два раза пыталась начать самосожжение, но поскольку камера оператора в этот момент отворачивалась от нее, дело до конца не доводила. Кандидаты-письменники почему-то пели дифирамбы нынешней власти и призывали ни в коем случае не объединяться с Германией в единое государство. Надо сказать, что Германия и не подозревала о такой перспективе.
И тут загремели невидимые фанфары. Как и раньше, включились все телеэкраны в стране. На них появилось изображение Крещатика, по которому двигался странный кортеж: впереди я на мотоцикле, а чуть позади, на телеге, запряженной ленивой кобылой, группа товарищей и коза Серафима. Сопровождал нас весь киевский клуб рокеров на раздолбанных «Днепрах», «Уралах» и тому подобных транспортных средствах. Идея устроить парад на Крещатике им понравилась сразу.
У входа в телецентр нас попыталась остановить охрана, однако только на мгновение – корочки кандидата действовали безотказно. Единственное возражение вызвала коза. Пришлось объяснять, что это официальный талисман и спонсор команды кандидата в президенты. А потом еще и рявкнуть прямо с неба – «Пропустить». И пропустили.
Разметая служителей, пытавшихся преградить нам путь, мы ворвались в студийный зал.
– Здравствуйте, извините за опоздание, пробки на улицах, – весело поприветствовал я присутствующих. И вы, господин президент, тоже здравствуйте, – обратился я лично к побелевшему как мел Петрову. – Вы, наверное, не ожидали меня увидеть?
– Почему не ожидал? Я даже очень расстраивался, что вас нету, – совладал с собой президент.
– Ну не надо лукавить! – ответил я. – Уважаемые телезрители. Я хотел бы объяснить, почему господин президент так изменился в лице, увидев меня. Вернее, я рассказывать не буду, а покажу вам кино.
Тотчас на экранах появились кадры короткого ролика, в котором излагалась вся история с расстрелом дома на Холмах. От разговора с Шакваидзе до залпа ракеты. Правда, никаких тарелок там не фигурировало, чтобы не было лишнего ажиотажа.
– Это очередные пленки Мукниченко! – заорал президент. – История повторяется! Это все подделка!
– Шо он тут нам позволяет? – вдруг вмешалась Тарашко. – Тут серьезные люди собрались! А он тут балаган устроил. И еще козу привел.
– Я бы на вашем месте не шумел, уважаемая Валентина Карасьевна. Коза нервная, дома одна скучает. Не издеваться же над животным. А насчет серьезных людей вы правы. Все тут слишком серьезны. Вот вы, уважаемая госпожа Тарашко, не припомните, чем закончилось следствие по делу о хищениях в особо крупных размерах в гастрономе «Спутник» города Харькова в восемьдесят девятом году? Ах, не помните, а я помню! Вам светила очень серьезная статья. Но следователь почему-то был уволен и дело закрыто.
– Не пойман – не вор! – гордо парировала дама.
– Эх, если бы не пойман...
На экране возникли страницы из того дела с указанием сумм хищений.
– Именно тогда и был заложен ваш капитал, который вы теперь превращаете в политический.
Тут к спору подключился поэт Масленник:
– Я потрэбую прыпынненя цией комедийи! Мы не у театре!
– Да, конечно, мы не в театре, уважаемый член союза, однако и в театре бывают странные вещи, вот посмотрите, это, кажется, вы писали?
И все увидели фрагмент из пьесы конца семидесятых, написанной лично товарищем поэтом. Особенно проникновенно звучал стихотворный монолог главного героя на съезде партии:
Мы за партию горой
Встанем плотною стеной.
За ребенка, за врача,
За солдата и ткача
Леонида Ильича
Беспокоится душа.
– Вот, господа, за этот бред сивой кобылы уважаемый кандидат стал членом Союза писателей. А над чем вы сейчас работаете? – обратился я к Масленнику.
– Не ваше дело!
– Ну вот, а еще кандидат!
– А вы куда подались? – остановил я попытавшегося тихонько выйти из зала другого кандидата-писателя.
– Нету мне дела до вашего цирка! – заорал Рвач.
– А интересно, до чего у вас есть дело? Вы не можете объяснить, почему за последние пятнадцать лет, пока вы являлись бессменным председателем Союза писателей, из страны уехало около тысячи известных во всем мире литераторов? Более того, один стал нобелевским лауреатом, но так и не был издан на Украине? Хотя сам живет в Киеве. А расскажите еще, как, пользуясь льготами, выбитыми вами для Союза писателей, вы организовали активный импорт автомобилей из Европы и, не платя налогов, сколотили миллионное состояние?
