Очень скоро Лиза и Санька были у Васильевых. Катерина Петровна приняла их по-свойски, в простом домашнем наряде.
Масленица завершалась, прислуга уже убирала некоторые комнаты на постный лад, накидывала на кресла, стулья и канапе чехлы из какой-то бурой материи, прибирала статуэтки и вазы.
— Сейчас велю подать угощение, — сказала она. — Что за Масленица, коли на столе ничего нет? Не обессудь, Лизанька, у нас суматоха — Марфинька что-то захворала. Может, несвежее съела — хотя откуда у нас быть несвежему? От нее там Федосья Федоровна не отходит.
— Так ведь есть кому ее травками отпоить, — успокоила Лиза. — Я тебя знаю, ты травы пудами запасаешь. Пусть все же спустится к гостям. Я ей вон батиста пять аршин привезла, в пост хоть вышиваньем развлечется. Косыночку новую себе вышьет к Пасхе.
— У сестры тоже неприятность, — Катерина Петровна вздохнула. — Она ко мне присылала узнать, не у нас ли Оре-стушкин Акимка. Он за нашей Варей увивался, и мы с Машей уговорились их на Красную горку повенчать, и Варя бы к Маше перешла, а Маша бы мне свою Дуньку отдала. Знаешь Дуньку?
— Знаю, промен выгодный, мастерица она тонкое белье стирать. Мы не такие богачи, чтобы отправлять возы с рубашками и скатертями на стирку в Голландию. Тут могу тебя поздравить, мой друг, — ответила Лиза. — А когда ты Дуньку заполучишь, я к тебе девчонку пришлю, Танюшку, пусть бы ее Дунька выучила.
— Ежели у Танюшки к этому ремеслу способности. Сама знаешь — при стирке кружева чутье нужно, и при сушке — ловкость. Чуть что не так — прощай блонды!
— Это уж точно! И что Акимка? Нашелся?
— Варю расспросили — божится, что не знает, где жених, и куда бы мог податься — понятия не имеет. Мы уж забеспокоились — не стряслось ли беды.
— Может, его Орест услал по делу?
— Орестушка сам сильно тревожится. Никаких поручений он Акимке не давал. Когда этот бездельник из дому вышел — никто не знает, не заметили.
Лиза безмолвно порадовалась ловкости Матвеича.
— Варя, подымись к барышне, скажи — Лиза приехала, — велела Катерина Петровна. — Да господина Морозова с собой привезла.
Горничная Варя поклонилась и ушла. Санька смотрел вслед — вот сейчас из тех дверей, где скрылась девушка, появится Марфинька! Но Варя вернулась одна, сильно встревоженная.
— Матушка-барыня…
— Что тебе?
— Барышне куда как плохо…
— Плохо? — Катерина Петровна взялась за сердце.
— Федосья Федоровна твердят — за доктором-немцем посылать надо!
— Что толку в этих немцах! — вдруг вспылила Лиза. — К нам один ходил, так у него от всех бед было главное средство — клистир! Давай-ка ее травками отпаивать. Это надежнее! Позови Кузьминишну, вели ей тут же за дело браться!
— Я к Марфиньке, — Катерина Петровна поспешила к дверям. — Ты, Лиза, жди тут!
— Конечно. Будем ждать! Никуда не уйдем! Я тебя не брошу! — пообещала Лиза.
Несколько минут они с Санькой молчали.
— Мало ли что, — сказала Лиза. — Вечно у Васильевых из чепухи суматоху разведут. Может, и всего-то надо в нужнике полчаса просидеть.
Саньку немного смутили эти слова — он полагал, что знатные особы должны выражаться как-то иначе.
Не менее двух часов сидели они, ожидая Катерину Петровну и Марфиньку. Лиза развлекала Саньку великолепными замыслами — как сложится его с Марфинькой роман, и какими путями удастся довести девушку до венца.
По Лизиному рассуждению, ждать оставалось немного — но вдруг в гостиной васильевского дома появился человек, совершенно Лизе там не нужный.
Это был Красовецкий, модно причесанный, даже подрумяненный, сверкающий алмазными пуговицами и с корзинкой в руке. Запахло земляникой.
— Хворает? — переспросил он, узнав новость. — И никак травками отпоить не могут? Там лестница, что ли?
Невзирая на возмущенные заявления Лизы о неприличии такого вторжения, Красовецкий поспешил в девичью спаленку. Вернулся он пять минут спустя, очень сердитый.
— Беда, сударыня! Я еду за своим доктором, сейчас же доставлю. По дороге загляну к частному приставу.
— К приставу-то зачем? — удивилась Лиза. — Вот тоже выдумали…
— Перечить мне будете? Вот уж не советую!
Красовецкий быстро вышел.
— Совсем старый дурак умом повредился, — сказала недовольная Лиза. — Ну, коли у него лишние деньги есть — чего ж их немцу не платить? И полицию приплел…
Санька смотрел на заветную дверь и ждал, что вот сейчас все образуется. Ждал, ждал, даже молиться начал. Но никто оттуда не спускался, только слышались голоса домашних женщин. Лиза же листала модный журнал, и ее спокойное лицо немного пугало Саньку. Он даже вздумал сбежать — но было уже некуда…
Глава девятнадцатая
Дансерка Анюта Платова была в совершеннейшей панике. У всех добрых людей — широкая Масленица, у нее — панихида заупокойная. И дело ведь даже не в Саньке Румянцеве, из-за которого столько шума, дело в откупщике Красовецком — вся эта шумиха дала ему отменный повод расстаться с танцовщицей по ее вине. А юную невесту он, надо полагать, уже давно присмотрел.
Если бы он желал сохранить Анюту — дал бы пару оплеух, потребовал прекращения всех шалостей, и делу конец. А не пожелал — и она горько каялась в своей ошибке. Не нужно было связываться с юным болваном, возомнив себя великой умницей! Только дура может считать старого опытного откупщика, который кого хочешь вокруг пальца обведет, глупцом! А все подружки виноваты, думала в отчаянии Анюта! Каждая хвасталась, как ловко наставляет своему старикашке или брюхану ветвистые рога! Вот и возникло ощущение, будто это можно проделывать безнаказанно. А теперь как быть? Во-первых, нужно успокоиться, собраться с силами. Во-вторых, выведать, как продвигается сватовство Красовецкого. Откупщик стар — может, у девушкиной матери хватит ума ему отказать?
После обязательного урока и короткой репетиции Анюта не смогла упросить Малашу бежать вместе с ней в Итальянскую. У той праздник — заболела, объевшись блинов, Анисья Буревая, которая в паре с Бесом плясала обыкновенно русскую.
Анисья прекрасно знала, что Масленица — не для танцовщиц, что именно теперь, когда и в Большом Каменном, и в Эрмитажном театре представления, да еще государыня зовет к себе на приемы плясунов, да в богатых домах концерты, лучше бы поголодать. Такая Масленица для умной фигурантки — кошелек с деньгами. Но Анисью зазвала кума, стала поить, давала закусывать, да еще рядом сидел Семен-питух. Так Семену-то что, он и ведро выпьет, а потом спляшет, держа спинку ровно. А бедная Анисья наутро маялась и головой, и животом.
В пару Бесу тут же дали Малашу, и им нужно было срочно пройти несколько раз пляску, пусть даже не под скрипку, а под счет. А Малаша только о том и мечтала, чтобы вместе с Васькой танцевать. Глядишь, и до чего путного дотанцуются.
