— Девка…
Федька разрыдалась. Чужой бородатый детина схватил ее в охапку, прижал лицом к грязному тулупу, гладил по плечам, а она рыдала и не могла остановиться.
— Ну, будет, будет, будет, — твердил он. Тут подошел здешний батюшка в шубейке поверх подрясника, седенький, малого росточка.
— Что случилось?
— Андрей Федорович девку от смерти спас!
— Опять Андрей Федорович… Где юродивая?
— Там, в снегу местечко вытоптала, молится.
— Да-а, послал Господь испытание. Ты кто таков? — спросил строгий батюшка Федьку.
— Я Большого Каменного театра фигурантка, — ответила она.
— Актерка? Ноги чтоб твоей в храме не было! Заявилась, в мужском платье, срам глядеть! Уведи ее, Силантий, да присмотри за ней — домой ее отправь, что ли… Ишь, бегают тут, ни стыда, ни совести…
— За ней убийца гнался, — объяснил мужик.
— Вперед в храм Божий в таком непотребном виде не заскакивай, — с тем батюшка вышел.
— Поплачь да помолись, — велел Силантий. — За спасение отблагодари.
Он поставил Федьку перед образом Смоленской Богоматери, но молитвы не получилось. Не собрались вместе молитвенные слова, а в голове упрямый голос одно долбил: «Я его убью, я его убью…»
— Ступай, девка, я Гавриле-извозчику наказал тебя до дому довезти, — сообщил, вернувшись, батюшка. — Не бойся ничего, а я за тебя помолюсь. Только мужское больше не носи, грех. Хватит с нас Андрея Федоровича, уж и с этим не знаю, как быть… Молитвенник!.. А в храм не зазвать…
Гаврила-извозчик, молодой бойкий парень, подогнал санки к самому церковному крыльцу. Федьку вывели, усадили, рядом сели Силантий и его товарищ Прошка.
— Проводим малость, на обратном пути зайдем в часть, все приставу доложим, — пообещал Силантий.
— Нет, довезите до дому, я заплачу, — попросила уже немного пришедшая в себя Федька. Она вспомнила, что говорил Световид о переходе всего дома на военное положение. Если дом окружен врагами — лучше не рисковать, не то…
Опять слезы навернулись на глаза. Кто-то следил за ней и за Бориской. Кому-то страх как не хотелось, чтобы они вернулись с Васильевского острова в дом Световида! Что искали за пазухой у мертвого Бориски? Неужели завещания? Ну да, ведь они, две дурные головы, шли и на весь остров вопили про завещания!
Федька нашла кошелек, достала пятьдесят копеек. Этого должно было хватить и извозчику, и Силантию с Прошкой на хлебное вино.
— Не плачь, — сказал Силантий. — С рук на руки мужу сдадим — или кто там у тебя, матушка с батей?
Прошка, малый шустрый и догадливый, всю дорогу озирался и заметил, что следом катят неотвязно другие извозчичьи сани, запряженные приметной лошадью — гнедой, с двойной звездочкой во лбу и очень узкой белой проточиной до храпа.
Видно, заступничество нищенки по имени Андрей Федорович много значило для жителей Васильевского острова.
Извозчик Гаврила остановил сани возле самой калитки и не уехал, пока Федька не взбежала на крыльцо и не была впущена в дом.
— Где тебя, сударыня, носит? — спросил сердитый Григорий Фомич. — Мы уж бог весть что передумали!
— Где Световид?
— Да ты в беду, что ли, попала?
— Надеждина зарезали!
Федька, не раздеваясь, побежала по причудливому дому, Григорий Фомич — следом.
— Световид, Световид! — звала она и, когда он вышел на крик, кинулась ему на грудь. Теперь можно было выплакаться вволю.
С немалым трудом добился от нее Световид хоть какого-то изложения событий.
— Вот они, вот эти два завещания… — Федька достала их из-за пазухи. — Гори они огнем неугасимым! Бориску из-за них убили! Эти подлецы за нами шли, они нас подслушали, они их искали…
Световид, одной рукой обнимая Федьку, другой кое-как достал и развернул бумаги из первого конверта, потом — из второго.
— На все воля Божья! — воскликнул он. — Эй, Дальновид! Где ты запропал?!
Прибежал Дальновид и встал на пороге, удивленный картиной: Фадетта рыдает в объятиях Световида, а сам он, на манер римского героя, простирает вперед руку с бумагами.
— Что стряслось? — спросил он. — Григорий Фомич, принеси от Андронушки лавровишневых капель! Да поскорее!
— Стряслось то, что за моим домом следили. А поскольку мы не заметили супостатов — стал быть, следить стали недавно. И угадай, брат сильф, кто навел Лисицына на мое жилище!
— И гадать нечего — проклятый фигурант! Больше некому! Увижу — убью! — закричал Дальновид. — Ну, теперь ясно, отчего у Лисицыных не велено меня принимать.
— Зато — вот разгадка тайны, которая всю жизнь не давала мне покоя. Теперь я знаю наконец, чьей дочерью была моя мать. Гляди!
Дальновид быстро прочитал оба завещания, взвизгнул и пустился в причудливый пляс.
— Победа, победа! — кричал он. — Натуральная победа!
Федька смотрела на него, не понимая — в своем ли он уме, да и она сама, если вокруг такое творится.
— Угомонись, дурень, ведь человека убили, — сказал ему Световид. — И не худшего из всех, кого я в жизни знавал. Фадетта, я твой должник. Вот твое приданое — и такое, что плясать будешь только ради своего удовольствия. Вот, вот…
Он просмотрел одно из завещаний и ткнул пальцем в строчку.
— Видишь — шкатулка рыбьего зуба с уборами, а цена им — сорок тысяч. Вот эти сорок тысяч — твои.
— Какого еще человека? — спросил, прервав пляс и опомнившись, Дальновид.
— Надеждина.
— Так… — Дальновид ловко втиснулся между Федькой и Световидом. — Пойдем, Фадетта, все мне расскажешь. Погорюем вместе, пойдем, пойдем… Этот каменный монумент так тебя не выслушает, как я выслушаю, пойдем, сядем в уголке…
— Григорий Фомич, одеваться, — сказал Световид. — Парик, лучшие чулки. Пошли за Пахомычем. Я еду с этими бумагами к Моссу. Спешно.
Он вышел, даже не оглянувшись на Дальновида и Фадетту, зато вошел Выспрепар.
— Что тут у вас творится? — спросил он.
— Беда, — ответил Дальновид, гладя Федьку по плечам и по голове. — Настоящая беда — такая, что уж и праздник не в радость. Наш фигурант разболтал Лисицыным все, что знал, и тем погубил Надеждина.
— Бориса? Ах ты Господи, такой славный человек… я уж думал, как бы его к делу приставить… — Выспрепар покачал головой. — Замечательный человек, умница, труженик. Перо не совсем еще бойкое, да если кто начинает с переводов — тому еще долго руку ставить и язык вырабатывать… жаль, жаль…
— Румянцев ему и в подметки не годится.
— Да, Румянцев туп и недалек, его без присмотра оставлять опасно. Доигрались…
