Поразмыслив, он нажал на «плей». Из маленькой колонки раздались далекий смех, шепот и моментально заставивший мою душу тосковать звук аккордеона. Это был Том Уэйтс, любимый мамин Том Уэйтс. Ты помнишь? Танцы посреди гостиной, щелканье ее старого кассетного магнитофона? Я невольно улыбнулась, по коже пробежали мурашки. Я не знала слов, но один только голос Уэйтса вернул меня в старые добрые времена, когда мы по очереди танцевали с мамой посредине ковра в нашей старой гостиной с высокими потолками, и она прокручивала нас за руку, ведя в танце.
Крис не мог не заметить, как изменилось мое лицо.
– Не говори мне, что знаешь, кто это! – Его лицо осветила широкая улыбка невероятного детского восторга. – Дарлинг, это же просто факин невероятно. Ты еще ребенок, откуда тебе его знать?
– Моя мама… – Я не успела закончить.
– Я знал только одну девушку, которой нравился Том. – Крис закурил самокрутку и передал ее мне после пары затяжек.
– Кто она? – спросила я, выдыхая голубоватый съедобный дым.
– Русская. Сумасшедшая кошка, она любила кружиться по комнате под эту песню, вот послушай:
«For she loves you for all that you are not, when you’re falling down» – пропел он одними губами вместе с Томом Уэйтсом.
Внезапно меня охватило жгучее чувство стыда. Я не имела права на этот вечер, эту комнату, эту песню. Они принадлежали тебе. Но что тут поделаешь, от некоторых вещей невозможно отказаться, даже если знаешь, что они достались тебе по ошибке.
– А что с ней сейчас? – спросила я, рассматривая «наскальную живопись». – С той девушкой?
– Уехала, – он неопределенно махнул рукой. – Для каждого наступает момент, когда пора уезжать. В каком-то смысле тут есть и моя вина. Но обратно ничего уже не вернешь…
Опершись на локти, я лежала на ковре напротив него и наблюдала за тем, как его выцветшие глаза краснеют от дыма. Мы молчали.
Крис встал с дивана и тоже растянулся на ковре. Телевизор разбрасывал по стенам матовые голубые блики, как будто мы лежали на дне глубокого колодца. Его пальцы нашли мои. Том хрипло шептал нам на ухо:
– And now she’s dead, forever dead, forever dead and lovely now.
Status: не прочитано
11:41 25 июня 2015, четверг
MGMT – «Indie Rokkers»
Я забралась на него верхом и посмотрела прямо в глаза. Потом стянула с него футболку и долго целовала, чувствуя на губах солоноватый вкус его кожи. Крис наблюдал за мной, не произнося ни звука, то и дело поднося к губам самокрутку и выдыхая вверх медленно уплывающие в пустоту колечки дыма, которые растворялись в темноте где-то под потолком.
Я не думала ни о чем. По крайней мере старалась. Я хотела его, по-настоящему, физически. Ты же понимаешь, о чем я? И мне жаль, что первый мужчина, который вызвал во мне такие чувства, оказался твоим парнем. Да, у меня было несколько парней. И, видимо, еще несколько изнасиловали меня, когда я была в отключке. Но я никого не хотела так, как Криса в ту минуту, на грязном ковре, в комнате, где когда-то танцевала ты. Сейчас мне было бы легче, если бы ты умерла.
Самокрутка и песня закончились почти одновременно. Крис лизнул пальцы и затушил окурок. Отбросив его куда-то в сторону, перевернул меня на спину. Поцеловал меня одними губами, и я почувствовала вкус пепла.
Я знала, такое больше никогда не повторится, поэтому старалась запомнить каждую деталь. Мерцание ночного телевидения, треск холодильника, надписи, проступающие сквозь краску на стенах.
Он стянул с меня джинсы, и я снова оказалась сверху.
Если не хочешь знать, что было дальше, не читай, пропусти следующую страницу. Но мне просто некому рассказать об этом, кроме тебя.
Я сидела на нем верхом, в одной футболке и трусах, упершись ладонями в пол по обеим сторонам от его лица. Волосы свесились вниз и щекотали Крису глаза, заставляя жмуриться, как от яркого солнца. Сквозь плотную ткань его джинсов я чувствовала горячий и твердый стояк. Прости, я не умею говорить об этом красиво, да и вряд ли мне раньше случалось описывать секс. Я не скромница – просто никогда не было особой потребности.
Не знаю, что на меня нашло, но вдруг я почувствовала себя абсолютно свободной. Наклонившись, я прошептала, касаясь губами мочки его уха:
– Так ты хочешь знать, понравился ли мне вчерашний концерт?
Не дожидаясь ответа, я сползла вниз и взялась за пряжку его ремня. Наверное, я надеялась сделать это одним легким движением, но мои неловкие пьяные пальцы не могли справиться даже с первой пуговицей. Смеясь, Крис перекинул меня на диван и взгромоздился сверху. Я ощущала вес его тела, дыхание у себя на щеке. Тогда он положил мою руку обратно на пуговицы, которые оказались уже расстегнутыми. Просунув ладонь под резинку боксеров, я жадно обхватила пальцами его член. Я почувствовала, как участилось его дыхание, и он зарылся лицом в мои разметавшиеся по дивану волосы. С силой я потянула его джинсы вниз свободной рукой. Он перекинул меня наверх и подтянулся, облокотившись на спинку дивана, так что наши лица оказались почти на одном уровне. Я все еще держала его рукой.
Тяжело дыша, Крис посмотрел мне в глаза. На секунду мне показалось, что он увидел призрак. Слегка приподняв мои бедра, он отодвинул ткань трусиков влево и потянул меня вниз. Повинуясь, я стала медленно опускаться на него. Но стоило только нам соприкоснуться, как он обмяк в моей руке. Меня накрыла холодная волна паники, смешанной с разочарованием. Очевидно, я что-то сделала не так, я недостаточно красива, уж точно хуже тебя, пронеслось у меня в голове. Я в смятении уставилась на Криса.
– Не волнуйся, дарлинг, сейчас все будет, – шепнул он мне на ухо.
Я спрыгнула с дивана и опустилась перед ним на колени. После пары минут нам обоим стало ясно, что вечеринка закончилась. Наверное, это прозвучит кощунственно, но я чувствовала себя как те дети из видео, где родители подарили им на рождество вантуз и еще какую-то фигню, упакованную в блестящую коробку. С грустным видом я прошла на кухню и, набрав воды в единственный чистый стакан, сделала пару жадных глотков. У меня начиналось похмелье.
Крис обнял меня сзади своими большими грубыми руками.
– Прости, луф, это все кокс.
Внезапно я почувствовала волну огромной нежности. Он был таким большим, таким злым и таким восхитительным, и в то же время совершенно беспомощным и уязвимым. Я развернулась и прижалась щекой к татуированной английской розе у него на груди.
– Ты останешься? – спросил он, и я кивнула в ответ.
Его спальня была маленькой и такой же захламленной, как и гостиная. Мой взгляд упал на макбук и пару гитар в углу – значит, он все-таки что-то пишет. Посреди завалов стояла большая неубранная кровать. Мне вспомнились слова Ника о том, что вчера Крис ушел домой с какой-то бабой. Прежде чем присесть на краешек, мне пришлось побороть в себе чувство брезгливости и отвращения. Через пару минут в дверях появился Крис с двумя чашками чая и горой сладостей. Я снова почувствовала щемящую нежность и волнение при виде его лица, сосредоточенного на том, чтобы не расплескать кипяток. Он поставил музыку.
