Кровать заправлена всё тем же покрывалом, но на нём слой пыли.
Надо снять покрывало, выйти во двор и выхлопать его.
А потом вымыть пол.
И протереть окна.
«Это полная дурь, — думает Симба, — то, что лезет мне в голову, на кой чёрт мне всё это мыть и хлопать, надо уносить ноги, скорее, как можно скорее…»
Покрывало ей, между прочим, никогда не нравилось — слишком уж яркое.
Да ещё с рисунком: большая, ощерившаяся морда тигра.
Ладно бы там слон или какой другой травоядный, а тут — тигр.
Хотя могло быть и хуже.
Серебристые переливающиеся существа со странными волосатыми ушками.
Они сейчас там, за разбитым окном.
Надо только подойти к нему, высунуться наружу и позвать.
Как–нибудь так: фьюить, фьюить…
И тогда они прилетят.
И что–то будет, но пока ей не дано знать — что!
Симба идёт к окну, хотя и понимает, что делать этого не надо.
Эти дурацкие существа, с чего она взяла, что они действительно есть и должны водиться именно там, в лесу на вершине горы?
Гора хорошо видна из этого окна.
Была видна.
Когда Симба появлялась здесь несколько раз в неделю.
Иногда он уходил раньше, а Симбе уходить не хотелось, и она садилась у окна и смотрела на гору.
Не через бинокль, просто так, — бинокль она завела себе позже, уже после того как пометила своё левое запястье.
«Интересно, а вообще–то они показываются на глаза?» — думает Симба.
«И что, они действительно такие — серебристые и переливающиеся?»
«А волосатые ушки — это крылья?»
«И они поют, самое забавное, что они действительно поют, раз в году, скажем, в ночь на Ивана Купала…»
Симбе опять становится тепло — наверное, потому, что надела майку.
Ей больше нечего делать в этой квартире, однако уходить, судя по всему, рано.
Она ещё раз оглядывает кровать, а потом идёт к окну.
Сейчас на улице ночь, но здесь утро, раннее такое утро, и всё залито ослепительным солнечным светом.
На подоконнике толстый слой пыли, даже облокачиваться не хочется.
Хочется другого.
Желание возникает внезапно, и Симба начинает понимать, для чего она здесь.
Она должна встать на подоконник, подняться на цыпочки и взмахнуть руками.
Подпрыгнуть и шагнуть в воздух.
И полететь — туда, в сторону горы.
Где её уже ждут — серебристые, переливающиеся, самые замечательные на свете существа.
Она не должна произносить их название, она просто должна долететь до них, спрятаться в чаще леса, ухватившись покрепче за одну из толстых сосновых веток, и ждать того сладостного момента, когда раздастся ни на что в этом мире не похожее пение.
Так не поют люди. Так не поют птицы.
Это не свист дельфинов.
Это что–то совсем иное…
И если ты услышишь это, жизнь твоя перевернется и всё станет совсем, совсем другим.
«Эта комната опять станет жилой, — думает Симба, — и блёкло–бурые цветы окажутся живыми и жёлтыми. Но для этого надо решиться — встать на подоконник, подпрыгнуть и полететь!»
Она снимает с себя майку и вытирает пыль с подоконника — ведь всё равно, летишь ты в майке или нет, а вставать босыми ногами на такой слой пыли ей противно.
И выбрасывает майку в окно.
Желание полета становится просто нестерпимым.
Гора маняще нависает над горизонтом, совсем скоро Симба окажется там, на вершине, и — кто знает, вдруг ей повезет? — всё же услышит загадочное пение.
«Скорее, скорее!» — будто кто–то подталкивает Симбу в спину.
Она опирается о подоконник, потом ставит на него одно колено, затем другое, затем резко встаёт на ноги, держась руками за края окна, и невольно бросает взгляд вниз, на землю.
И понимает, что так же сглупила, как и тогда, когда полоснула себя по левому запястью.
Лететь вниз намного ближе, чем туда, к горе.
Всего лишь с четвёртого этажа.
Вон на те камни, наваленные прямо под окном.
Ей надо резко соскочить с подоконника обратно в комнату и как можно быстрее уносить ноги.
Держа палец на клавише со стрелкой вниз.
Однако ноги приросли к подоконнику, и Симба не может спрыгнуть обратно.
Пот заливает глаза, пальцы рук начинают неметь, ей хочется разжать их, но тогда она не устоит и полетит вниз…
Или всё же туда, к горе?
Может, стоит попробовать?
Wait… I’m loading…
«Я бы убила этого козла!» — думает Симба и из последних сил нажимает на три заветные клавиши.
Ctrl.
Alt.
Delete.
Именно в такой последовательности.
Слева направо.
Два пальца левой руки на Ctrl и Alt, один палец правой — на Delete.
Затем откидывается на спинку кресла и злорадно смотрит на экран монитора, который начинает темнеть, а затем становится абсолютно чёрным.
И тут она чувствует, что кожа кресла опять холодит ей спину, вот только Симба прекрасно помнит, что совсем недавно натягивала на себя красную майку, и с ужасом понимает, что больше никогда её не наденет.
Потому что не сможет найти.
Дистенциальный коблоид
Когда просыпаешься с готовой фразой в голове, чувствуешь себя последним дураком.
Хуже чем дураком — идиотом. Дурак — это что–то вроде домашних тапочек, носишь их или не носишь, но в хозяйстве они необходимы. Идиот же — совсем другое дело, он с тапочками не ассоциируется…
А фразочка была та ещё: дистенциальный коблоид.
Я открыл глаза и посмотрел в потолок.
На нём бесновались солнечные блики.
От сновидения, в котором я, по идее, должен был нахлебаться воды, не осталось и следа. Что уже хорошо! А то лежал бы сейчас в постели утопленник, руки сложены на груди крест–накрест, на закрытых веках — водоросли. И не зелёные, а мерзко–бурые, склизкие. И такие же водоросли обвивают шею. А тут дверь открывается и матушка входит в комнату: мол, пора вставать, день сегодня…
И никакого дня больше нет!
Так что остаётся радоваться, что я вышел из сна сухим, вот только фразочка эта ничуть не лучше, чем возможность нахлебаться воды во сне.
Дистенциальный коблоид.
