Комэск посмотрел на часы:
– Еще три минуты есть.
Старлей закурил папиросу и уставился на взлетную полосу. Оба молчали. Потом комэск вновь взглянул на часы:
– Все, время вышло. Не вернутся ребята, только если пешком… Покажи на карте, где сбитые самолеты видел.
Иван определился по карте и ткнул пальцем:
– Вот здесь, в радиусе двух километров – все четыре.
– Немного восточнее места штурмовки, – вздохнул комэск. – Э-хе-хе, пойду к командиру полка докладывать о вылете, о потерях.
Но на следующий день зарядили дожди, и полетов не было.
Механики и техники возились с самолетами – у них работа была всегда, в любую погоду. Землянки для личного состава к этому времени уже соорудили, но в них было сумрачно и сыро.
Иван лежал на деревянном настиле, предназначенном для ночлега, и изучал карту района полетов – не так просто запомнить ориентиры, если районы штурмовки постоянно меняются. Получалось, что очередной район находился в двухстах километрах от аэродрома базирования, и сто – сто двадцать километров по фронту.
У немцев в плане дела обстояли лучше. Каждой эскадре давалось узкое направление действия – так проще запомнить ориентиры. Даже для тактики и разведки легче. Например, за ночь появились стога сена на лугу. С чего бы это? Не танки ли это замаскированные? А у нас каждый вылет – фактически на новую местность, потому что не хватает самолетов и пилотов.
Моросило и на другой день, и на третий…
Иван уже намеревался вздремнуть после обеда, как распахнулась дверь и на пороге возник сержант из третьего звена.
– В штаб звонили! На передовую к нашим пилот вышел. Фамилию не назвали, сказали – из штурмовиков. Комэск за ним на «полуторке» поехал.
Иван поднялся, опоясался ремнем. Кто бы это мог быть? Он направился в штаб полка. Здесь уже были двое пилотов из их эскадрильи.
– Привет! Какие новости?
– Кто-то из наших перешел линию фронта.
– А фамилию не назвали?
– Нет. Просили машину прислать и представителя, чтобы опознал.
– Тогда будем ждать.
Штаб полка располагался в единственной деревянной избе в округе – раньше тут был хутор. При приближении фронта люди эвакуировались.
Сержанты отошли в сторону и уселись под навес у хозяйственных построек. Похоже, бывший хуторянин хранил здесь дрова на зиму.
Дождик противно моросил, влага скапливалась на ветвях деревьев, под которыми стоял навес, и время от времени каплями падала на его крышу.
– Комэск говорил, что ты двух «мессеров» сбил. Правда?
– Свидетелей нет. А нет подтверждения, стало быть – и не запишут на счет.
– Плохо. Да ты расскажи, как дело было.
Иван коротко, в телеграфном стиле, пересказал.
– Повезло тебе, могли сбить.
– Могли. Отсюда вывод: башкой надо крутить на триста шестьдесят градусов, коли жить хочешь.
– Не получается пока, у меня налет на «Иле» двадцать часов, – пожаловался Игнат.
– У нас у большинства такой, – вмял каблуком окурок в землю Владимир. – Сбивать будут, пока без истребителей прикрытия летать будем.
На крыльцо вышел политрук.
– Товарища ждете?
– Так точно!
– Звонили только что. Карпов его фамилия!
– Спасибо. Может, и второй выйдет?
– Приедут скоро.
Политрук ушел.
Фамилия Виталия была Карпов. Бывший истребитель, имевший налет больше, чем у них троих, вместе взятых, а вот сбили…
Через час пришла «полуторка». Кто-то из армейских дал сержанту накидку, иначе в открытом кузове он промок бы насквозь.
Едва Виталий выпрыгнул из кузова, ожидавшие его пилоты крепко обняли собрата и стали хлопать по спине. Однако комэск пресек братания:
– Идем к «особисту», положено. Потом ко мне в землянку, доложишь, как и что.
– Есть.
Как под конвоем, комэск отвел Виталия к «особисту» – тот занимал комнату в избе.
Ждать пришлось долго, больше часа. Но Иван помнил свои злоключения и был рад, что Виталия не посадили под замок. Хоть и очень недолго, но все-таки он был на оккупированной земле, а к таким относились с подозрением.
Уже вчетвером они направились к землянке комэска.
– Разрешите?
– Садитесь. – Комэск достал фляжку, кружки и разлил водку. – С возвращением, сержант!
Они чокнулись, выпили, закусили хлебом и куском селедки.
– А теперь давай подробно, сержант.
И Виталий рассказал, как он штурмовал вместе со всей группой, как «мессер» подловил его на выходе из штурмовки. Зашел в хвост сверху, дал очередь, и хвост у штурмовика практически разва-лился.
– Еле фонарь кабины открыл, заклинило в направляющих. Думал – все, хана мне! – Виталий затянулся папиросой. – Откуда только силы взялись, рванул так, что жилы затрещали. Выпрыгнул, парашют раскрыл – высота уже небольшая была. Сам видел, как «мессер» вираж сделал, а потом кто-то из наших его из пушек развалил.
– Это ты его благодари. – Комэск кивком головы указал на Ивана. – Наказал он твоего обидчика.
– Да? – удивился Виталий. – Ловко! Как на истребителе. А потом штурмовики сместились, и за ними еще один «мессер» проскочил. Только я уже не видел, чем дело кончилось. Вдалеке, в той стороне, падал еще один самолет. Только не разглядел я чей, далековато. Да и некогда мне было. Как от лямок освободился, сразу на север побежал. Подумал – немцы, если искать будут, в первую очередь это направление перекроют. Два дня пробирался.
– Немцев видел? – спросил Игнат.
– Издалека, метров за сто. Мимо на мотоцикле проезжали.
– А к нашим как попал?
– По земле, ползком. Немцы свой передний край ракетами освещают. Я момент улучил, через траншею перемахнул – а там на пузе. Как ракету осветительную пустят, лежу неподвижно. Под утро уже к нашим выполз. Так меня часовой чуть не пристрелил, за немца принял. Потом в штаб батальона доставили, созвонились. А уж затем товарищ комэск приехал.
– Повезло тебе. А Фадеев не вернулся…
– Может, выйдет еще, если не погиб.
А каждый про себя подумал: «Или если в плен не попал». Только все промолчали.
Комэск разлил по кружкам остатки водки из фляжки:
– Давайте за победу! Трудно сейчас, но верю – одолеем фашистов.
Они снова выпили, закусили. После селедки захотелось воды.
Внезапно распахнулась дверь, в землянку вошел политрук, потянул носом:
– Пьянку устроили? – Лицо его налилось багрянцем.
