– Враг народа? – ухмыльнулся Тихон.
– Да ты, товарищ пилот, ешь рыбу-то! Небось в армии такой не попробуешь!
Тихон взял кусок муксуна, откусил. О-о-о! Божественный вкус! Малосоленая, во рту тает. Он вмиг съел кусок, а Головчанский вновь плеснул коньяка в стаканы.
– Никакой я не враг, – помедлив, ответил он Тихону. – За недальновидную политику расплачиваюсь.
– Это как? – не понял Тихон.
– Давай выпьем. Завтра и послезавтра погода нелетная, барометр совсем упал. Так что сидеть вам здесь, на самом краешке земли, еще как минимум два дня.
– Давай! За что?
– За то, чтобы Гитлера быстрее разгромить!
Они снова соединили стаканы, выпили. Под вареную картошку рыба шла легко.
– Вкуснотища! Сто лет такой не пробовал, – промычал с набитым ртом Тихон. – А парням моим оставить?
Матвей засмеялся:
– Они сейчас самогон пьют точно под такую же рыбу. А то, может, и получше… Так что за них не переживай. У нас народ хлебосольный, гостей встречают как положено, тем более – авиаторов. Завоз продуктов у нас только летом, зимой лед, шторма. Не успеют завезти муку, или соль, или, к примеру, масло подсолнечное – беда. Особенно плохо без соли. Запасов рыбных не сделать, шкурку песца не сохранить, а мех-то – он получше любой валюты будет, всегда в цене.
Тихон хоть и устал, хоть и в сон его клонило, да еще и выпил слегка, слова Матвея о политике верхов запомнил. Смелые слова! Если такие до НКВД дойдут – припаяют Головчанскому новый срок, и сидеть недалеко – лагерь заключенных рядом. Хотя чем его жилье и быт от их отличаются? Только что конвоиров нет и рыбкой себя побаловать можно. Природные условия суровые. Сейчас июнь, а на улице едва ли пять градусов тепла. И ничего удивительного – полярный круг рядом.
Тосты повторялись, и коньяк быстро закончился. Однако Матвей принес из сеней бутылку водки:
– Хранил две бутылки на случай победы. Да ладно, еще найду.
– Жив буду – заброшу, – кивнул Тихон. – Да еще если в эти края отправят. Мы ведь все больше на запад от Мурманска работаем, на Петсамо, Киркенес.
– Тьфу! Петсамо! Печенга это, всегда русской была!
Матвей налил по полному стакану водки. Водка не коньяк, по полста граммов не пьют.
Выпили и коньяк, и водку, а пьяными не были – закуска хорошая была.
Матвей взглянул на ходики:
– О, прости, у меня скоро сеанс радиосвязи – надо показания приборов посмотреть и передать. Вот вроде взять мой пост. И неказистый, и от цивилизации далеко, а из десятков и сотен таких постов общая картина складывается. Не будет от меня данных – и неизвестно, предскажут точно погоду или нет. Так что каждый человек на своем месте добросовестно исполнять свой долг обязан.
– Ты метеоролог?
После совместной выпивки и трапезы они незаметно перешли на «ты».
– Нет, топограф.
Матвей накинул свой брезентовый плащ. Тот высох и шуршал, гремел, как жестяной.
Не было Матвея с четверть часа, а войдя, он снял плащ, отряхнул его.
– Ветер усиливается. Я на причал сходил. Волна поднимается, но аэроплан твой хорошо принайтован.
Матвей прошел в комнатушку, где находилась рация. После зашифровки данных он недолго постучал ключом, а потом предложил:
– Давай спать, устал я что-то. Утром сеанс связи, как бы не пропустить. Два раза подряд на связь не выйду – это сигнал для наших, на пост нападение было.
Для Тихона такие сведения были внове.
– Ложись на мой топчан, – предложил Матвей.
– А ты как же? Негоже гостю непрошеному хозяйское место занимать.
– А я на печи. Тепло, матрац там есть – так и мягко.
Матвей вышел в пристройку и заглушил дизель. Сразу же погас свет, наступила тишина – только ветер за окном завывал.
Утром Тихон проснулся от стука ключа – Матвей морзянкой передавал сведения. Он взглянул на часы – шесть утра. Подумал, что полета не предвидится и, следовательно, можно поспать подольше. Уснул тут же.
Разбудили его в девять часов члены экипажа. Физиономии у всех были помятыми, видно – пили полночи.
– Какие будут приказания? – поинтересовался штурман.
Тихон бросил взгляд на стол – пустые бутылки, закуска… М-да, нехорошо… Командир для подчиненных образцом для подражания являться должен, примером – как устав гласит.
Он выглянул в окно. Мало того что дождь не прекратился, так периодически еще и снежные заряды в стекло били.
– На сегодня полеты отменяются, отдыхайте. Григорий, Иван, осмотрите швартовы. Если ослабли – подтяните.
Экипаж, громко топая сапогами, вышел.
Тихон взглянул на себя в зеркало. Ну да, физиономия ничуть не лучше, чем у штурмана или других парней. А и пусть, надо же отдохнуть и душой, и телом, погода нелетная! Понятно, рапорт писать придется, так ведь метеорологи давали плохой прогноз погоды по всему району полетов. Наверняка он не один такой.
– Завтракать будем? – предложил Матвей.
– Будем.
– Только под самогон.
– Годится.
Не столько выпить хотелось Тихону, сколько пообщаться с Матвеем. Занятный человек, есть в нем какая-то тайна, да и недосказанность во вчерашнем разговоре осталась.
Матвей накрыл на стол.
– Ты не куришь? – спросил он Тихона.
– Нет, вредная привычка.
– А я курил, года четыре как бросил. Так тянет иногда.
– Тут воздух свежий, чистый – зачем его портить?
– Верно! Ну, по первой…
Они выпили без тоста, и Тихон накинулся на рыбу. В армии такой не дают, хотя море – вот оно, под рукой. И выращивать не надо, только лови. Но мало-мальские годные для этого посудины переоборудованы под военные суда – под те же малые тральщики. А рыбаков в армию призвали. На деревянных баркасах, под веслами и парусом, как в старину, ловят рыбу инвалиды, подростки и те, кто по возрасту уже не подходит. Тяжелый труд, опасный, но артели план по рыбодобыче дают.
Тихон не выдержал:
– Матвей, ты вчера упомянул, что тебя за чужие ошибки в лагеря упекли.
– Так и есть. Любопытно?
– Есть интерес.
– А не стремно с бывшим врагом народа говорить?
– Нет. А под муксуна и вовсе хорошо.
Матвей плеснул в стаканы самогона. Первач, чистый, как слеза, но крепкий. Махнул полстакана разом, не закусил, только желваки заходили.
– Что ж, коли интерес есть, слушай. Только в своих же интересах помалкивай. А то, как и меня, органы заграбастают – за очернительство.
