– Смотри за ней. Если хоть раз кровь врага на губах почует – не удержишь девчонку. Тьмы в её душе нет, верю, сам не раз ей в глаза глядел. Но тем, что за Гранями, этого и не нужно. Они из неё светлый и сильный меч выкуют, принесут в наш мир, и она сама станет вершить справедливость. Единый судья, единый приговор, единое наказание… и палач един для всех. Правда без справедливости, закон без милосердия, истина в последней инстанции. Как тебе такое?
Кофе мы допили в молчании. Я не знал, о чём говорить, Капитан явно сболтнул больше, чем собирался. За два эспрессо заплатил я.
– Одно постарайся запомнить: в Белом Комитете у тебя защитников нет. Там с другими масштабами работают, на уровне страны и общего блага. Пришли отчёт по всем правилам, продолжай службу. Хельгу они не тронут, но если поймут, что ты – её единственное слабое место…
В общем, как вы понимаете, нельзя сказать, что домой я шёл в приподнятом настроении. Теперь понятно, кто были те люди в двух чёрных иномарках. Если наши устраивают за кем-то показательную слежку, то стараются вести её так, чтобы «клиент» чувствовал ужас и безысходность.
Это же так многозначительно – чёрные машины, крепкие парни в чёрных костюмах, чёрных очках, с чёрными пистолетами под мышкой. Белый Комитет, чтоб им там со всеми норнами на пьянке у О́дина в дёсны перецеловаться!
С другой стороны, как правило, те, кто пытается на вас давить, чаще всего делают это по причине собственного страха. Непонятно лишь, когда и чем мы с Хельгой успели всех так напугать?
Неужели только тем, что отправили в психбольницу Белую Даму?! Но тут и с закрытыми глазами ясно, что там ей самое место! Если человек считает, что способен заключить договор о сотрудничестве с самой Смертью, то он конченый псих, и профессиональные врачи лишь подтвердили диагноз. Надеюсь, эта экспрессивная мадам вообще никогда не выберется из смирительной рубашки…
Или же за всем этим стоит тот самый неназванный игрок, джокер, карта, бьющая любую в колоде? Ни я, ни Эд, ни Капитан, ни даже Хель (моя бывшая супруга) ничего о нём не знают. Но это полбеды. Гораздо хуже, если из-за этого игрока мы все будем невольно играть его краплёной колодой.
Я остановился на стоянке маршрутного такси. Постоял какое-то время, собираясь с мыслями, потом достал сотовый и набрал «любимый номер».
– Па?
– Да, лапка. Ты не занята?
– Нет, уроки сделала, дядю Эдика к дивану привязала, ко мне подружки хотели зайти, можно?
– Конечно. – Я всегда поощрял гостей в доме, потому что нордический характер Хельги не позволял ей легко обзаводиться друзьями. – Не обидишься, если я задержусь ещё на часок? Есть планы.
– А-а, хочешь встретиться с Данкой? Ой, папуль, лучше б не сегодня, поверь мне…
– Я попробую справиться.
– Ну-ну, удачи. Всё, я бегу! Наверху опять врубили шансон, мне нужно что-нибудь тяжёлое…
Это не для соседей, как вы поняли. Просто, если дяде Эдику вовремя не дать по башке, он выскочит на балкон, вскарабкается к этому морячку на этаж выше и придушит всех, кто оказался в доме, включая магнитофон и аквариумных рыбок.
Ничего личного. Просто тот блатняк, что у нас в России принято называть шансоном, доводит его и без того слабый мозг до полного кипения. Года три назад он такое устроил в маршрутке (с матом, членовредительством и кусанием колеса!), что водители нашего района целый месяц слушали исключительно классическую музыку – Моцарта и Чайковского…
Я вошел в меню, отыскивая номер Даны, как вдруг телефон зазвонил.
– Да, милая, – спонтанно откликнулся я и едва не оглох от Хельгиного рёва:
– Папа! Срочно домой! У нас тут… тут беда… и я не знаю, куда её деть…
– Боги Севера, что случилось?!
– Таки ничего особенного, лорд Белхорст, – певуче ответил мне голосок Ребекки.
Я помотал головой и поковырял ногтем в ухе, решив, что у меня что-то со слухом.
– Хельга?
– Да, па.
– В доме лошадь?
– Да. Я её не видела. Вышла за хлебом, вернулась домой, нашла дядю Эдика на кухне, в одних трусах, с пакетом майонеза и шоколадкой. Я его обратно к кровати привязала, села чай пить, потом музыка сверху, я тебе звоню и вдруг слышу, как у тебя в спальне кто-то фыркает… Захожу, а там она!
– А что такое не так, мой лорд? Я же сама не набивалась в гости! Меня пригласили, я пошла, почему нет, девочкам всегда любопытно посмотреть новый мир. Но если я вам так уж в тягость даже на часок погостить…
– Нет, нет! – как можно теплее ответил я. – Ребекка, разумеется, тебе все рады. Хельга?
– Да, папуль?
– Я скоро буду. Не спускай глаз с этой парочки. И дай лошадке какие-нибудь тапки, она же своими копытами всех соседей снизу перебаламутит.
– Угу… Ой, она вышла на балкон!
Всё. Связь оборвалась. Мне срочно надо домой. Визит к любимой женщине откладывается. Впрочем, почти как всегда…
Мне удалось притормозить какого-то частника, и минут через двадцать я был дома. Бегом залетел в ближайший «Погребок» купить пару пачек овсяного печенья. Подумав, взял ещё ячменные хлопья для похудения. Ещё подумал и добавил в корзину коробку кускового сахара, пакет яблок и сухарики-хрустелки к пиву. Нет, самого пива конечно же брать не стал: хуже лошади у вас дома может быть только пьяная лошадь в том же доме.
Когда же Эд успел её протащить? Наверняка воспользовался моментом, пока Хельга вышла в магазин. Боги всегда держат слово, даже если они сумасшедшие. Но разобраться с ним я смогу только в замке, здесь толку нет, по российским законам психи за свои действия не отвечают. А вот меня вполне могут призвать к ответу за живую лошадь, кружащую вальсы в городской квартире…
– Всем привет! – громко поздоровался я, своим ключом отпирая дверь.
Никто не ответил, все были заняты. Дядя Эдик, крепко привязанный (скорее даже прикованный) тонкой цепью к батарее, отчаянно пытался дотянуться до холодильника. Из ванной доносилось довольное пофыркивание и плеск воды. Я постучал.
– Па? Не заходи, мы с Ребеккой купаемся.
– В ванне?!!
– Не, она там не поместилась. Я стою в ванне и мою ей голову. В смысле гриву. То есть всю шею, значит, да?
– У вас такие вкусные шампуни (правильно?), лорд Белхорст! Я таки чуть не выпила «Русское разнотравье» от бабушки Агафьи!
Я беззвучно поворочал языком, проверяя на пригодность к ситуации три-четыре матерных словосочетания. В идеале всех красок моих чувств не отражало ни одно, а на более подходящие конструкции не было времени.
– Эд, зачем ты это сделал?
– Не скажу.
– А за печеньку?
– Скажу.
Я покосился на его синяк на левой скуле, переливающийся всеми цветами флага ЛГБТ
[1]
, мысленно напомнил себе попросить Хельгу быть поаккуратнее, и высыпал в узкие ладони бывшего бога полпакета печенья.
