Но возвращаюсь к прерванному рассказу. Мы едем за генералом Гурко по Софийскому шоссе на юг и внутренне радуемся, что покинули наконец Дольний Дубник, начинавший порядком надоедать монотонностью жизни и бесконечным выжиданием той минуты, когда Осман-паша вздумает положить оружие или с оружием в руках пробиваться на волю. Мы двигаемся вдоль шоссе по волнистой местности, с каждым часом пути становящейся более волнистой и пересеченной. Возвышенности постепенно делаются круче, сосредоточеннее, с острыми гребнями наверху: лощины суживаются, и в их глубине ручейки и реки стремятся быстрее по каменистому ложу, а вдали, сквозь сизый туман, виднеются первые темные массы гор. В Радомирцах мы находимся уже у подошвы Балкан. Пришли мы в Радомирцы к самому вечеру, когда в темноте не приходится разбирать, где и как устроиться поудобнее на ночь. Располагаемся в чистеньких домиках помаков на сквозном ветру, ибо окна разбиты, дверей в домах нет. С рассветом на другой день двигаемся далее. Красиво расположенные селения на откосах гор и в глубине долин стоят пустые, покинутые их обитателями – помаками. Помаки – это болгары, издавна принявшие мусульманство в видах лучшего обеспечения своей собственности от корыстолюбия турецких беков; переменив веру в интересах собственности, помаки стали злейшими врагами своих единоплеменников болгар-христиан и крепкими друзьями турок. В настоящую минуту они вместе с турками ушли вслед за отступившим в Орхание турецким войском, ушли из боязни русских и наказания за многие совершенные над болгарами жестокости. Отступление Шефкет-паши по шоссе было, вероятно, весьма поспешное, так как турки в селениях по дороге не успели уничтожить запасов сена, ячменя и овса, так что в селениях Луковцы, Петровены, Бласничево находится достаточное количество фуража для лошадей. Надо думать поэтому, что Шефкет-паша рассчитывал на немедленное наступление на него русских войск после дел под Горним Дубником и Телишем, почему и счел за лучшее быстро отступить для занятия более укрепленных позиций близ Орхание и в Этрополе у перевалов через Балканы.
Выступив вчера из Радомирцев, мы вплоть до Яблониц тянемся длинной вереницей по широкому шоссе, обгоняя колонны пехоты, артиллерийские парки, сторонящиеся, чтобы дать дорогу генералу и его свите, то и дело раздаются звуки барабана, дающие знать растянувшейся колонне войск о том, что приближается начальство: командуют «смирно!». Генерал Гурко выкрикивает: «Здорово, семеновцы!», «Здорово, преображенцы!», «Здорово, артиллерия!». «Посторонись!» – раздается в одной стороне. «Штык прими, ротозей!» – слышится в другой. «Раздайтесь, эй!» – слышится еще где-то. По извилистой дороге, то поднимающейся в гору, то огибающей ее, виднеются в разнообразных группах войска, или двигающиеся, или отдыхающие на биваке в сторонке среди красивой обстановки гор; что ни шаг, то новый вид и новый богатый сюжет для Василия Верещагина, находящегося вместе с нами в свите генерала Гурко. Кроме Верещагина, занятого исключительно наблюдениями для будущих работ, в свите Гурко находятся еще корреспондент «Нового времени» г. Иванов и корреспондент «Дейли Ньюс» Макгахан (Mac Gahan), успевший залечить в Букуреште свою расшибленную ногу и получить на днях из Главной квартиры разрешение следовать за генералом Гурко.
Сегодня мы остановились в селении Яблоницы, и как долго простоим здесь, еще неизвестно.
Яблоницы,
5 ноября 1877 г.
На Балканах
Сегодня третий день, как мы стоим в Яблоницах, в 14 или 15 верстах от неприятеля, занявшего позиции в горах близ перевалов через Балканы. Ближайшая к нам позиция турок находится у селения Правицы (Правца), на узле двух дорог, ведущих в Софию сквозь хребет гор; это передовая позиция турок, оберегающая подъем на Балканы по сю сторону хребта. У Правицы дорога на перевал раздваивается, и одна ветвь идет через Орхание, другая через Этрополь, местечки, расположенные близ перевалов и укрепленные турками. Наконец, в селении Златица, на спуске по ту стороны Балкан, собраны турками значительные силы, род резерва для турецких войск, оберегающих горный хребет в Орхание, Этрополе и Правицах. Какая численность этих войск, заключить с достоверностью трудно из сбивчивых показаний беглых из-за Балкан болгар. Если судить приблизительно, то все данные вращаются около цифр трех-четырех батальонов в Правицах, 12 или 15 батальонов в Этрополе, 6–8 в Орхание, при орудиях в каждой из названных укрепленных позиций. Но при этом остается неизвестным, какие это батальоны, полного или неполного состава, в 600 или 800 человек и из какого рода войска они составлены, из низама или мустахфиза. Рассказывают, что оба рода войска встречаются там перемешанными друг с другом наполовину; к тому же защита Балкан устроена самой природой, и дикий характер горного хребта является на помощь численному составу войска. Неприступность турецких позиций облегчает защиту их незначительными силами против превосходного числом неприятеля. С наших аванпостов открывается вид на эти темные массы гор, занятые турками, спрятанными в извилистых кручах, на гребнях вершин и в лесах, покрывающих и склоны, и вершины. Наши аванпосты расположены верстах в 10 от Яблониц, вдоль ручья, пересекающего Софийское шоссе у селения Осиково; состоят они из казаков-кубанцев, кучками в пять человек разбросанных вдоль ручья по возвышенностям. Пять маленьких невзрачных лошадей стоят кружком около вороха сена; тут же в сторонке горит небольшой огонь, на котором кубанцы варят себе суп из капусты с сухарями; ружья поставлены в козлах наготове, но неприятеля, по словам кубанцев, не видать вовсе, он не выходит из своих нор, разве только изредка покажутся на какой-нибудь из вершин несколько всадников, поглядят кругом и уезжают снова в лесистые кручи. Цепь турок от наших аванпостов расположена верстах в пяти или шести, близ укреплений Правицы, и турки, по-видимому, довольствуются тем, что сидят спокойно в своих укреплениях, избегая даже аванпостной перестрелки. Селение Осиково лежит по ту сторону ручья, в полуверсте от нашей цепи. Красивые, чистенькие домики стоят пустые, окна и двери выбиты; тишина царит в селении – не видать ни одной души нигде кругом; какая-то мертвая тишина и в окружающих горах, покрытых наверху снегом, блестящим на солнце. Пробежит по опустелой улице селения отощалая собака, жалобно завоет на минуту; две-три сороки перелетят с одной крыши на другую, и снова все мертво и тихо. Вороны иногда покружатся над деревней: уж не чуют ли они близкой добычи? Ввиду неприятеля, вопрос о столкновении с ним первый приходит на ум: когда и где произойдет оно? Тут ли Осиковым у Правицы, и затем в Этрополе и Орхание или снова, по примеру первого перехода через Балканы нынешним летом, мы будем искать обхода неприступных позиций турок в горах? Все эти вопросы составляют у нас тайну генерала Гурко да его начальника штаба генерала Нагловского, но, судя по тому, что едва пришли мы в Яблоницы, как скрылся внезапно, куда – никому не известно, князь Церетелев: надо предполагать, что он отправлен генералом Гурко с деликатным поручением, которое, в виду Балкан, не может быть иное, как изыскание пути для обходного движения через Балканы. Это предположение не замедлило оправдаться сегодня с возвращением князя Церетелева. Оказалось, что болгары действительно указывали на возможность обойти турецкие позиции и называли дорогу по ущелью Черного Лома проходимой для артиллерии. Для проверки показаний болгар были командированы генералом Гурко полковник Паренцов (начальник штаба у графа Шувалова) и хорунжий князь Церетелев с 50 осетинами произвести разведку указанной дороги. Им приказано было избегать всякой встречи с неприятелем, чтобы не обнаружить своего присутствия в горах, для чего и были им даны в конвой осетины, которых не отличишь от черкесов. Двинувшись по ущелью Черного Лома вверх к самому устью, полковник Паренцов и князь Церетелев прошли верст 30 по плохой, непроходимой дороге и затем уперлись в перевал, где никакой дороги не оказалось. Подъемы и кручи, поросшие густым лесом, были таковы, что даже на коне взобраться на них не было никакой возможности. Испробовав подъемы на перевал по всем направлениям, Паренцов и Церетелев убедились, что исследованный путь недоступен не только для артиллерии, но непроходим и для кавалерии. Неприятеля нигде при этом замечено не было. Спустившись снова вниз, Паренцов и Церетелев попробовали подняться на перевал по новому направлению, по которому значится вьючная дорога. Но и этот путь оказался невозможным даже для горной артиллерии. Продолжая, однако, следовать по этому пути к перевалу, наши соглядатаи увидели турецкую пехотную цепь, расположенную по хребту и очевидно поставленную тут для охранения той горной тропинки, по которой шла вьючная дорога. Турецкие солдаты стояли на снегу попарно, на расстоянии 50 сажен друг от друга, причем на самом перевале заметны были вырытые ровики для пехоты. При приближении осетин турки быстро спрятались в ровики, а через минуту появились снова на хребте в большем числе и дали несколько выстрелов по осетинцам. Полковник Паренцев приказал осетинцам немедленно вернуться и не затевать с неприятелем перестрелки. В результате Паренцев и Церетелев констатировали, что сведения болгар в обходной дороге через Балканы не подтвердились на деле и что, во-первых, обойти турецкие укрепления возможно только для небольшой колонны пехоты, и во-вторых, что турки, наученные опытом Хаинкиойского обхода, бдительно оберегают малейшие горные тропинки, и что, следовательно, захватить турок врасплох ныне невозможно. Таким образом завершилась сегодня мысль обойти турок в тыл, и попытка эта едва ли может возобновиться ввиду того, что, по показания болгар, знакомых с местностью, других обходных дорог не существует. Но если нельзя обойти турок, то вопрос: будем ли мы атаковать их позиции и проходить Балканы с бою? – невольно приходит на ум. По крайней мере, генерал Гурко, приехав сегодня в Московский полк, справлявший свой полковой праздник, обратился к солдатам с речью, в которой между прочим упомянув о храбрости Московского полка в деле у Горнего Дубника, сказал, указывая рукой на горы:
