– Ничего здесь не трогать, – сказал я ему и ушел.
Казак следовал за мною, но с половины крыльца он исчез и нашел меня на дворе подле лошадей, когда я хотел садиться верхом. Запрещенная подушка была у него в руках.
– Ваше благородие, – сказал он, – это я для вас взял, чтобы вам покойнее было почивать, – и он выразился с таким плутовским взглядом, что я засмеялся и ничего не отвечал. Да ведь и не ворочаться же было назад, чтобы отнести подушку хозяевам!
Мы сели на лошадей и поехали шагом. Карманы моей шинели были набиты книгами; а казак мой сидел на своем седле так высоко, что едва доставал ногами до путлицы. Этим кончилось мое похождение по Chatesu-Brienne.
Выехав из замка и из города, мы с Даненбергом продолжили путь свой небольшим лесом, в коем лежали еще тела побитых во время сражения.
От Chatesu-Brienne мы подвинулись вперед, ночью же опять возвратились; на другой день пошли вправо, на третий назад, на четвертый опять вперед. Тут мы узнали, что Наполеон прошел между нашей армией и армией Блюхера, истребил 7-тысячный корпус графа Сент-Приеста в Реймсе, и что он намеревался отрезать нас от Рейна.
[178]
Граф Сент-Приест был ранен ядром в плечо и умер; корпус же его, соединявший нас с Блюхером, вконец был истреблен после упорного боя. Мы находились по правую сторону от главного пути и снова отступили. Легкая гвардейская кавалерийская дивизия была послана в отряд под командой генерал-адъютанта Ожаровского, и она настигала с фланга хвост французской армии, нас обходившей. Два или три эскадрона лейб-улан в удачной атаке взяли 18 орудий у французов под селением Sommepuis.
В одном из сих эскадронов служили три брата Болшвинги и товарищ их Торнау. Одного из Болшвингов убили в сей атаке, другого в плен взяли, а третьего ранили; Торнау был также убит и привезен на французском лафете. Однако частная удача сия не могла иметь влияния на общий ход дела, и мы поспешили к Арси (Arcis), чтобы встретить неприятеля, который дрался накануне, имев дело со слабым отрядом казаков под начальством Кайсарова и несколькими эскадронами венгерцев. Часть гренадер наших вскоре подкрепила их с 3-й кирасирской дивизией. Мы же пришли на другой день, и как на сем месте ожидали генерального сражения, то мы стали в резерве за высотами.
Неприятельская армия расположилась за Арси на высотах, занимая сильным авангардом город Арси; густые колонны пехоты и конницы построились на равнине и выслали стрелков, которые изредка перестреливались с нашими. Мы дожидались Раевского и наследного принца Виртембергского с корпусами, чтобы начать атаку. Казачий корпус Кайсарова, накануне много потерпевший, был сменен регулярной легкой конницей и поставлен верстах в двух от нас. Я знал, что брат Александр находился при сем отряде и осведомлялся о нем у казачьих офицеров, которые приезжали за приказанием. Я узнал от них, что он остался жив и здоров, но мне хотелось с ним повидаться, и я пустился рысью к казакам; но едва только несколько отъехал, как увидел, что они тронулись с места и рысью; оставалось до них не более полуверсты; я старался нагнать их, но не мог и принужден был воротиться, не видав брата. Я ехал обратно по конной цепи нашей и был несколько времени с фланкерами. Когда я возвратился к своему месту, Курута послал меня с Даненбергом для узнания местности между нами и неприятелем.
Часу около 1-го показались на левом фланге нашем две огромные колонны, и мы узнали, что то были ожидаемые войска. Вскоре принц Виртембергский прискакал молодцом к Шварценбергу и, получив приказание к атаке, поспешно возвратился к своему войску.
Величественно зрелище начала генерального сражения по сигналу.
[179]
Пушка, которая стояла подле Шварценберга, выпалила, и вмиг все высоты покрылись колоннами, которые за оными были выстроены. Колонны сии, не останавливаясь, стали спускаться на равнину, и с такою правильностью, как это бывает на маневрах. Неприятельские фланкеры уступили место, и колонны наши, подойдя на пушечный выстрел к французам, открыли сильный артиллерийский огонь. Неприятель, после слабой защиты, отступил. Артиллерия, поддержанная пехотой, быстро преследовала его, останавливаясь и возобновляя огонь. Таким образом, французов скоро приперли к городу Арси, откуда им уже нельзя было более отступать в порядке, потому что войска их теснились в городе. Наши войска преследовали французов по улицам на штыках, и город запылал. Говорили, что при этом случае прусские офицеры делали неистовства с французами, которые не хотели сдаваться или дерзко отвечали, когда в плен попадались. Рассказывали, будто их сажали в горевшие дома, как бы в отмщение за неистовства, деланные французами в Пруссии. Впрочем, рассказу сему трудно вполне поверить.
Когда французы оставили город и отступили за реку, вся армия их потянулась левым флангом, чтобы обойти нас. Движение сие совершалось в виду нас. На собранном военном совете Шварценберг был того мнения, чтобы отойти к Рейну и не дать себя отрезать; но государь, следуя правилу, что когда целая армия обходит другую, то она сама обойдена, не согласился с мнением Шварценберга. Мы в ту пору были сильнее австрийцев, у которых главная часть войск находилась в то время на юге Франции; в наличности же имели они только два небольших корпуса, пеший генерала Юлая и конный генерала Фримона. Мнение государя превозмогло, и австрийцы принуждены были, оставив свои обозы, следовать за нами к Парижу.
С истреблением корпуса Сент-Приеста Сакен тоже пострадал: внезапное нападение, которое на него Наполеон сделал с целой армией своей, расстроило его; он потерял одну дивизию, в которой едва ли оставалось 2000 человек (с сей дивизией были взяты в плен генералы Олсуфьев и Полторацкий). Сакен принужден был отступить. Армия Блюхера действовала отдельно от нас, и пока мы дрались под Chatesu-Brienne и под Arcis, Блюхер имел два сильных дела под Лаоном и под Краоном. В одном из сих сражений был убит квартирмейстерской части подпоручик граф Строганов, один из бывших моих колонновожатых в Петербурге в 1811 году.
До бывшего у нас военного совета движения большой действующей армии показывали большую нерешимость со стороны наших главнокомандующих: сколько раз мы проходили взад и вперед по одним и тем же местам, сколько времени мы кружились между Chaumont, Nogent и Troyes. Страна была совсем разорена, многие селения сожжены, жители разбежались. Наши фуражиры принуждены были ездить за сеном на дальнее расстояние, конница наша начинала изнуряться, а пехота Витгенштейна, которая бессменно находилась в авангарде и постоянно в делах, часто без хлеба, была в жалком положении. Большая часть солдат не имела мундиров; они одевались чем попало и были более похожи на нищих: иные ходили в круглых шляпах, другие во французском мундире, многие же в крестьянских кафтанах и обувались башмаками. На их неумытых лицах выражались усталость и голод; при взгляде на них нельзя было подумать, что эта самая пехота везде так славно дралась. Французские войска находились не в лучшем состоянии: старые солдаты у них вывелись, а на место их поступили молодые рекруты, которые с трудом переносили холод и нужды, заболевали или отставали от армии. Лучшее войско Наполеона состояло тогда из 6000 старой конницы, которая к нему пришла из Испании, и из остатков его гвардии.
