Книга Собственные записки. 1811-1816, страница 67. Автор книги Николай Муравьев-Карсский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Собственные записки. 1811-1816»

Cтраница 67

Продолжая путь, я приехал на ночлег в город Рохлиц, где было заготовлено множество форшпанов для вывоза раненых, которых ожидали после предполагаемого сражения. Комендантом был какой-то пьяный армейский поручик; в пьяном восторге своем он стал обнимать меня, уверяя, что немцы созданы для услужения нам, и потому дал мне славную квартиру и обещался дать на другой день мне такой же форшпан. Я переночевал с прусским лекарем, который на другой день ушел, и я его нигде более не встречал. Меня крайне озабочивало, как бы на другой день на вьюках подняться, чтобы быть в состоянии начать службу, ибо у меня денег не было. Для достижения сей цели распродано было все, что оказалось лишним в моих чемоданах, и куплены нужные к тому времени вещи, так что, при усердии слуг моих, работавших всю ночь, к утру все было готово, и сокращенное имущество мое могло следовать за мною на вьюках.

Кроме сего оказалось у меня еще 19 талеров от продажи вещей (талер составляет 90 копеек серебром). Люди, видя нужду мою в деньгах, предложили мне свои собственные, так что у меня собралось до 30 рублей серебром. Форшпан достали, и я отправился далее. В тот же день нагнал я главную квартиру на походе и прибыл ночевать с нею в город Борна, где я опять явился к князю Волконскому, который меня принял ласковее прежнего. Я сдал ящик с инструментами, и он мне повторил приказание при нем находиться. Я остановился на квартире у Щербинина-старшего и послал в Конную гвардию за лошадью, которую привели, так что я находился в совершенной готовности начать службу.

Ввечеру проходила через город прусская армия, которую я тогда в первый раз видел. Офицеры и солдаты горели желанием сразиться с неприятелем. Прусская пехота вообще была хороша; не так конница, потому что лошади были плохие, да и сами всадники не умели обходиться с ними.

Наша союзная армия была не так сильна, как предполагали; число полков русских было велико, но полки были слабы, так что едва ли армия наша составляла всего 50 тысяч; пруссаки не успели собрать более 20 или 30 тысяч. Наполеон был сильнее нас. Он успел собрать более 80 тысяч пехоты; но конницы у него почти вовсе не было, что давало нам большое преимущество над ним, ибо конницы у нас было много и весьма хорошей. Люценское сражение происходило в конце апреля на равнинах, удобных для действия конницей, но мы не умели этим воспользоваться. Витгенштейн нес звание главнокомандующего соединенных сил наших с пруссаками.

В день сражения войска наши выступили до рассвета из Борны и двинулись вперед через город Пегау, прошли оный и стали выстраиваться на равнинах. Движения сии производились очень отчетливо и уподоблялись учению: головы колонн равнялись, потом делалась правильная деплояда, и вскоре пространное и ровное поле покрылось длинными линиями пехоты. Зрелище было великолепное. Пруссаки занимали правый фланг, конница оставалась сзади в колоннах и держалась более к левому флангу; гвардия стояла в резерве, подкрепляя правый фланг. Позади линий наших возвышался бугор, на котором остановилась главная квартира и государь. Корпус Милорадовича стоял в нескольких верстах от нашего левого фланга и не участвовал в сражении. Жители так мало ожидали тут сражения, что перед нашими линиями паслись стада, которые разогнали пушечными выстрелами с обеих сторон.

Прежде, нежели прийти на место сражения, мы проходили еще чрез местечко Грег, где я взял осторожность купить овса, которым наполнил саквы, висевшие при седле. Во время выстраивания войск князь Волконский, при коем я состоял, посылал меня как адъютанта с приказаниями к подвигавшимся колоннам. Он тогда был начальником Главного штаба у государя.

Толь, бывший генерал-квартирмейстером, поехал в сопровождении нескольких офицеров открывать неприятеля; он подвинулся довольно далеко вперед и был принят выстрелами нескольких неприятельских фланкеров, против которых выслали наших, и началась перестрелка. Неприятель стал показываться в колоннах против нашего центра, но в довольно большом расстоянии. Линии наши подвинулись, чтобы атаковать его, и несколько артиллерийских рот поскакали вперед, остановились и начали размениваться ядрами с неприятелем, который, однако же, не выставлял больших сил. Обрадованный надеждами на легкую победу, государь приказал войскам еще подвинуться; неприятель отступал, и завязался по всей линии сильный огонь.

Между тем Дибич, генерал-квартирмейстер Витгенштейна, послал меня с тремя казаками на самый конец левого фланга и велел, спустившись в широкий овраг, следовать оным по дороге к городу Вейсенфельсу, дабы узнать, занят ли он неприятелем. Найденные мною там прусские разъезды я присоединил к себе и продолжал ехать рысью по оврагу. Подъезжая к одному селению, я увидел человек 15 французов, которые бежали из селения. Я поскакал, но уже никого не застал в деревне. Шульц, или старшина, называл меня избавителем, говоря, что французы грабили их, но, увидев нас, бежали, бросив добычу свою.

Я поскакал за деревню преследовать французов и привезти язык к Дибичу, но они успели присоединиться к своему эскадрону, который, приметя нас, выслал фланкеров. Пруссаки мои бросились в перестрелку с ними. Под прикрытием их я разъезжал по полю и приметил вдали большие колонны неприятельской пехоты. Прусский унтер-офицер, который храбро распоряжался своими фланкерами, снабдил меня карандашом и бумагой, на которой я нанес то, что видно было неприятельского строя и позиции. Мы не ожидали таких сил против нашего левого фланга и потому имели на оном мало войск. Милорадович, стоявшей с 12-тысячным корпусом в нескольких верстах от сего фланга, должен бы атаковать неприятеля, но не сделал сего, как слышно было, будто по личным неудовольствиям своим на Витгенштейна. Может быть, Милорадович и не догадался; но он был извинителен тем, что не обладал достаточными для того способностями ума, а виноваты, конечно, те, которые доверили ему начальство. Я немедленно поскакал к Дибичу, чтобы донести ему о том, что видел, но Дибича не нашел и потому донес о том князю Волконскому, который, кивнув головой, сказал «хорошо» и более ничего. Волконский, по неопытности своей в военном деле, играл несчастную роль в сем сражении: он скакал далеко позади линий, суетился и ничем не распоряжался. Между тем на нашем правом фланге завязалось сильное дело.

Перед сим флангом находилось несколько селений, из коих одно называлось Грос-Гиршау (отчего Люценское сражение получило у пруссаков название сражение под Грос-Гиршау). Должно было занять сии селения, – подвиг, предстоявший пруссакам. Селения были густо наполнены французскими стрелками; но пруссаки храбро ворвались в оные и завели ружейную перестрелку, какой я под Бородиным не слышал. Французы упорно защищались; несколько раз селения были нами взяты и уступлены. Прусские вольнослужащие егеря отличались храбростью и ловкостью. Мальчики эти слепо лезли вперед и не выпускали выстрелов даром; но тут и легло много пруссаков. Наш гренадерский корпус пошел к ним на подкрепление. Под вечер селения остались в наших руках.

С обеих сторон потеря была весьма значительна. Храбрый генерал наш Коновницын был ранен; с прусской стороны был убит родственник короля прусского принц Гессен-Гомбургский. Государь и главная квартира стояли на пригорке позади линий наших; все внимание было обращено на упорную перестрелку, которая почти целый день продолжалась. Тянулись оттуда толпы раненых, которые немедленно заменялись свежими войсками.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация