21 сентября Мармонт, обманувшись в надежде, что между бокезцами найдет сильную себе партию; узнав на опыте, что и в лагере своем без сильной артиллерии, которой при себе не имел, не может быть безопасен от дерзости нерегулярных ратников; и получив известие, что герцеговинцы в отмщение за сожженное свое селение, соединившись с отрядом Мило, сердаря Черногорского, взяли Виталино, отбили наших пленных и истребили два обоза; опасаясь притом, что адмирал по собрании большого числа вооруженных жителей, может не только разбить, но и истребить его армию на месте; и потому решившись, ничего не предпринимая, отступить, столь поспешно оставил лагерь с 7 пушками, найденными им в разоренных домах, и бросил все тяжести, своих и 25 наших раненых, что только митрополит с легкими своими войсками преследовал его до Старой Рагузы, где неприятель остановился в укрепленном лагере.
22 и 23 сентября большие партии черногорцев, прошед мимо крепостей, вокруг Старой и далее Новой Рагузы предали все огню и мечу и с добычей без малейшего помешательства от французов возвратились в дома.
24-го наши войска стали по квартирам. Храбрые солдаты, утомленные в продолжение 10 дней беспрестанными сражениями и маршами, награждены были редким вниманием главнокомандующего. Для всего наличного числа приготовлен был сытый обед, и на двух выдано по осьмухе виноградного вина.
Потеря наша только 19 сентября была чувствительна, убитых и без вести пропавших было 175 человек, раненых штаб– и обер-офицеров 12 и 276 рядовых черногорцев и приморцев, во все продолжение военных действий убитых и раненых до 800 человек. Неприятель потерпел значительнейший урон; у него убито генерал 1, штаб– и обер-офицеров 18; ранено: генерал Молитор и 37 офицеров; в плен взято 47 штаб– и обер-офицеров 18 и 1300 рядовых; сии последние перехвачены крейсерами и бокезскими нашими корсарами. Офицеры были инженерные и артиллерийские, посланные в Боснию и Албанию для укрепления некоторых там мест. По отобранным у них планам и бумагам открылись и во время мира предприемлемые злые замыслы Наполеона против России. Вся потеря неприятельская состояла в 50 пушках и в 3000 человек убитых и раненых. Сверх того, в сие краткое время флот приобрел более, нежели на миллион рублей, призов и знатное количество военных и съестных припасов.
Здешние народы со всей их способностью к горной войне не в состоянии отправлять ни дальних экспедиций, ни продолжительных действий; и потому храбрость и ревность их в содействии с нашими не доставляли всего желаемого успеха. Случалось, что они подвергали регулярные войска опасности потому, что, будучи обязаны хозяйственными упражнениями, они возвращались в свои дома и победа по сей причине не приносила большей пользы. 3000 регулярных войск весьма недостаточны были для защиты провинции; малейший урон в оных, по отдаленности от Отечества, не мог быть вознагражден; посему адмирал предложил образовать некоторое число черногорцев для постоянного отправления службы, на таком точно содержании, каковое получает Албанский легион стрелков в Корфе. Сколь ни труден был сей оборот для черногорского народа, по обычаям своим не терпящего и малейшего вида подчиненности, но неограниченная доверенность и высокое уважение к адмиралу, при помощи митрополита побудила их принять императорскую службу, и в скором времени 2000 черногорцев и 1000 бокезцев начали подобно регулярным отправлять действительную службу и приучились к некоторым егерским маневрам
[55]
. При такой силе и особенной способности народа к войне партизанской адмирал, сберегая регулярные войска, выслал сильные отряды на все сообщения французов. Истребляя обозы, нападая на конвой и передовые посты, сии храбрые воины беспрестанно приносили в лагерь свой у монастыря Савина богатую добычу, (где, к удивлению нашему, они не строили шалашей, а жили под открытым небом) и каждый почти день приводили пленных. Французы, запершись в стенах Рагузы, лишены были всякого сообщения с моря силой флота. Никакое вспоможение не доходило к ним из Отечества. А как у них нет обычая довольствоваться своим, то, уже совершенно истощив жителей поборами, приступили они к последнему средству; ограбили церкви, обобрали все серебро и золото от граждан, что у кого оставалось, и обратив оное в монету, думали отворить деньгами двери к турецким областям и даже в Катаро, но Сенявин обратил внимание пашей на сожженные дома турецких подданных, открыл им глаза, к чему клонятся замыслы Наполеона, и тем, несмотря на все тайные, коварные происки французских агентов, преклонил корыстолюбивых пашей на свою сторону. Прокламация Сенявина к герцеговинским славянам при помощи епископа их Арсения принята с восторгом, и народ сей прислал депутатов изъявить добрую волю соединить оружие свое с нашим; но адмирал при сем счастливом для него обстоятельстве не переменил своего положения потому, что, лишив французов подвозу съестных припасов из Герцеговины, нашел гораздо выгоднейшим утомлять их голодом и партизанскими партиями и притом желал, чтобы они еще раз решились выступить; тогда, напав на них в поле с помощью герцеговинцев, мог он отрезать их от Рагузы, которой завоевание в таком случае было удобнее и легче. Таким образом, Сенявин при весьма ограниченным способах сделался мощным защитником края сего и, действуя мечом и пером с равным успехом, победил французских генералов и дипломатов.
Прокламация к бокезцам и черногорцам, свидетельствуя их заслуги по отношению своему к тогдашним обстоятельствам, заслуживает быть здесь помещенной.
Благородным и почтенным господам князьям, судьям и всему народу
В продолжение военных действий я имел удовольствие видеть опыты усердия народа, оказанные в содействии с войском, мне порученным, из единой ревности к славе и беспредельной приверженности к Его Величеству Государю Императору Александру Павловичу, Самодержцу Всероссийскому, истинному благодетелю, защитнику всех верных сынов Святыя Церкви.
Воины! Вы оказали отличное мужество, храбрость и исполнительность при совершенно добропорядочном поведении. Дерзость врага, осмелившегося ступить на землю вашу, наказана. Неприятель удивлен вашею твердостью и столько потерял людей, что не скоро может собрать новую силу и опять выступить. Поздравляя вас с победою, благодарю за хорошее обхождение с пленными и всячески желаю, чтобы человечество и впредь не было оскорбляемо.
Таковые добрые поступки, о коих представлено мною Государю Императору, приобретают вам, почтенные
господа и народ! наипризнательнейшую благодарность мою, которую сим изъявляя, надеюсь и впредь на ваше истинное усердие и храбрость во веки неугасаемые. При похвальной ревности к добродетельным подвигам Богу угодным, пребываю к вам с моим почтением и доброжелательством навсегда. Корабль «Селафаил» в Боко ди Катаро 24 сентября 1809 года.
Дмитрий Сенявин.
Плавание вдоль берегов Эпира до Корфы
25 сентября фрегат, оставя пост свой у Старой Рагузы, прибыл в Кастель-Ново. Я спешил осмотреть поле сражения. Зрелище ужасное! тела убиенных разбросаны были в различных положениях, иной лежал ниц, другой бледным лицом обращен был к солнцу. Тут враг лежал на враге, черногорец и француз лежали тихо как друзья. Жены, отыскивая тела супругов, с воплями, с распущенными волосами бродили вокруг бывшего неприятельского лагеря и на пожарищах. Военные громы умолкли, гласы молитвы и смирения заменили их, унылый звук колокола принудил меня обратиться к церкви и я увидел погребение: несли 5 гробов; тихое шествие, унылое пение со святыми упокой, соучастие, изображенное на лицах солдат, коих оружие преклонено долу, и растерзанная горестью мать, неверными, колеблющимися стопами идущая за гробом единственного сына, тронули бы и того ожесточенного тирана, который для личной выгоды, для собственного возвышения не престает лить кровь себе подобных.
